У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Здравствуйте, Марина Ивановна! С приездом! Слышали! Ну и хрен с ним с депутатством этим! Вы не растраивайтесь!
Степанова встала в удивлении:
— Николай, а чего это ты меня на «вы», да еще и по имени-отчеству? Уже и деревенской считать перестали, что ли?
Морозов пожал крепкими налитыми плечами:
— Уважаем, вот и говорю так!
Она усмехнулась:
— Ну спасибо…
Они добрались до дома Ушаковых и влезли внутрь. Дети были в школе вместе с прапорщиком Дмитрием Чепыгиным. Появление Марины и Клима Сабиева заставило подскочить родителей Марины и остававшихся в доме Максима Гавриленко и Ивана Мешкова. Старший лейтенант и прапорщик были из полка Вацлава Андриевича. Елена Константиновна быстренько накрыла на стол, но не удержалась от упрека:
— Ну и чего ты добилась своим широким жестом? Швырнула порванный мандат на стол и ушла. Экий подвиг! Что люди скажут?
Иван Николаевич побледнел. Дочь увидела, как желваки отца заходили из стороны в сторону и опередила его:
— Да ничего не скажут. Я честно поступила. С ворами и казнокрадами мне не по пути. Меня только что Николай Морозов поздравил с прибытием и просил не расстраиваться. А я и так не растроена. Вот полтора года дослужу по контракту и снова лесником пойду. Пап, уступишь место?
Иван Николаевич улыбнулся:
— А то! Конечно уступлю! Тебя жду.
Мать снова не удержалась:
— С депутатов в лесники! Хорошая карьера. В Москве нельзя остаться?
Дочь снова опередила готового вспылить отца и улыбнулась:
— Чего плохого? Работа как работа. Деревья и животные врать не умеют. Самое то для меня. В столице мне делать нечего. Меня на кордон тянет. С ружьишком побродить. Квартиру мою генерал обещал разменять на две двухкомнатные для Игоря с Володей. Мне она ни к чему.
Елена Константиновна просто онемела, а отец довольно улыбнулся:
— Молодец, Маринка! Правильно. Не лежит душа, нечего себя ломать, а мужикам пригодится. У нас ведь тоже новость. Ваня Мешков жениться собрался. Сговоры были…
Сержант потупился и покраснел. Клим превратился в статую и поглядел на Маринку. Она поняла его взгляд: «Он же тебя любил» и рассмеялась:
— На ком это ты, Вань?
Мешков ничего не ответил. Смущенно улыбаясь, парень смотрел в стол. Зато Иван Николаевич быстро открыл все секреты:
— В магазин прислали продавцом девчушку с Кондротова. Здесь у нее тетка живет, Наталья Макарова. Та, чтоб Ольге не мотаться и деньги на автобусы не тратить, ее к себе жить взяла. Светленькая такая, пригожая на лицо и скромненькая. Не то, что эти современные шалавы…
Иван Николаевич усмехнулся, поглядев на стриженный затылок тезки:
— Мы смотрим, наш Иван в магазин зачастил. Да подолгу задерживается. Постоянно нас спрашивает, не надо ли что купить. Я смекнул, в чем дело, да в упор и спросил: «Уж не жениться ли собрался, Ваня?», а он мне в ответ: «Самое время. Дядь Вань, сосватайте мне Ольгу. Пока мои родители с Новосибирска приедут, ее уведут». Вот мы с матерью и ходили. Наталья крик подняла — «девчонка у нас молоденькая, а у него седина на висках». Девчонка с характером оказалась! Выскочила и говорит: «А мне он люб. Я замуж пойду». Потом к родителям ее ездили в Кондротово. Сосватали. Те ахнули от неожиданности, но жених им понравился. Заявление подали.
Сабиев развел руками:
— Сколько же ей лет-то?
Ответил Иван:
— Девятнадцать. Жить здесь собираемся. Контракт у меня заканчивается. Съезжу в Москву, расчет получу и свободен…
Клим почесал затылок, поглядев на Марину:
— Получается так: едем я, ты, Гавриленко и Чепыгин. То-то Огарев обрадуется, что служить некому! Марина, Геннадий твою деревню всю жизнь помнить будет. Три женщины спецназ захомутали и все с его полка. Может и мне тут присмотреться к местным барышням? Что-то тоже жениться захотелось и осесть. Ведь не молод уже. Наверное, навоевался…
Елена Константиновна пристально поглядела парню в лицо:
— У Ольги сестра есть на два года постарше. Красивая и цену себе знает. Замуж выходить за деревенского пьяницу не хочет, а практически все парни пьют. Вот и засиделась в девках. Мать-то жаловалась: никуда не ходит, шьет, вяжет, по дому все делает. Трое местных сватов присылали, всем отказала. «Уж лучше одной, чем с пьяницей».
Даже Гавриленко заметил, как задумался Клим. Потом поднял глаза на Елену Константиновну:
— Поглядеть бы на нее…
— Сходи в магазин сегодня. Погляди на Ольгу. Старшая почти копия. Только волос чуть темнее. Глазищи синие большие, статная.
Он полюбопытствовал:
— Во сколько открывается?
— В десять.
Степанова ошеломленно покрутила головой:
— Клим, так ты серьезно?
Сабиев задумчиво произнес:
— А что? Мне двадцать девять. Из них десять отданы армии. Родители погибли в катастрофе, когда я маленьким был. Воспитывала бабушка со стороны отца. Теперь ее нет. Есть где-то еще родственники, но я их не знаю, а они, судя по молчанию, не рвутся со мной обняться. Один. Ну, подпишу я контракт еще на четыре года и что? Мне будет тридцать три, когда он закончится. Неизвестно, обойдется ли все благополучно. Можно ведь и инвалидом остаться, сама знаешь. Приставать надо к берегу, а не мотаться с войны на войну. Если пойдет за меня девчонка, останусь. Все же не один. Тут Иван будет и ты вернешься. Иван, сходишь со мной в магазин? Поговоришь со своей невестой?
Мешков кивнул:
— Пошли к ней прямо сейчас, в доме Макаровых поговорим. В магазине не удастся, народ постоянно толпится. Хлеб ждут.
Парни быстро оделись и слиняли. Иван Николаевич покачал головой:
— Быстро у вас решения принимаются!
Гавриленко улыбнулся:
— На то и спецназ, чтоб с налета! Чепыгин в школе себе вдовушку присмотрел. Потому и ходит каждый день с детьми, нам не дает. Вчера похвастался, что она не против его ухаживаний и после окончания контракта он сюда явится. В той деревне, где школа стоит, жить будет.
Иван Николаевич ахнул:
— Это кого ж он присмотрел? Что-то я не могу понять…
— Она в буфете работает, ребятишек кормит.
Елена Константиновна догадалась:
— Алевтина Бобарева! Хорошая женщина. Давно овдовела, но себя держит. Не спилась, не сгулялась. Только ведь она не молоденькая…
Гавриленко развел руками:
— Да и Дмитрий не мальчик. Сорок пять с гаком. Жена другого нашла, пока воевал в Афганистане. Вот так и затянула мужика война. Тринадцать лет один.