У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Вам легко говорить! В деревне девчонок раз-два и обчелся. Я до армии ни одной девчонки не поцеловал. Все заняты были!
Фатеев расхохотался:
— Так ты у нас не целованный! Сходи в госпиталь. Там есть медсестра Клава, она никому не отказывает, если бутылку принесешь, да закуски! Ну, еще пару чеков не забудь прихватить…
Прапорщик вспылил:
— А мне такие “Клавы” не нужны! Я хочу настоящую девчонку встретить! Чтоб любила меня. Ну и я ее чтоб любил…
Маринка вмешалась:
— Правильно, Витя! Не стоит растрачивать чувства впустую, иначе однажды можешь проснуться и понять, что душа опустела.
Силаев отозвался:
— Искандер, я с тобой не согласен. Здесь бои идут и вот такие зеленцы гибнут, даже не узнав вкуса женщины. Считаю, что прапорщик должен сходить к этой Клаве, потискать женское тело и перестать быть таким невинным младенцем. Будет, что вспомнить на том свете. Я перед отправлением сюда каждую ночь с разными бабами проводил. Такое вытворяли в постели, до сих пор мурашки по коже от радости! Особенно запомнилась брюнетка Алла. Кожа, как бархат…
Он на мгновение прервался. Маринка почувствовала, что краснеет, но молчала. Фатеев, ухмылка чувствовалась в голосе, нетерпеливо попросил:
— Продолжай, Костя!
— Бедра, просто не описать! Видел когда-нибудь скульптуру Венеры? Вот она и есть. Грудь мягкая…
Дальше Маринка слушать уже не могла и прервала:
— Ты женат, капитан?
Он был сбит этим вопросом с мысли. В секунду став серьезным, быстро ответил:
— Нет. Баб много и выбрать трудно. Сейчас тем более жениться не буду. Мало ли что на войне может случиться. Зачем кому-то жизнь завешивать.
Степанова отозвалась:
— Ты когда-нибудь любил?
Почувствовала грустную усмешку в ответе:
— Ты сейчас захохочешь, Искандер! В первый рейс я шел в начале декабря прошлого года. По дороге сюда есть поворот. На подходе к нему услышали — впереди бой гремит! Я приказал водителю надавить на газ. Духов отогнали. Всего две машины сжечь успели. Стоит впереди “Урал” сгоревший, в нем два трупа, а со стороны пассажира целая пачка обгоревших писем на камнях лежит и фотография сверху. Вся вокруг сгорела, от имени на обратной стороне одно “ина”, а лицо осталось. Взгляни! Хороша, дивчина!
Просунул руку сквозь брезент. Маринка, уже догадываясь обо всем, машинально взяла и увидела собственное лицо. Вспомнила тот день, когда фотографировалась, а капитан грустно сказал у входа:
— Вот такую я бы смог любить! Любить верно! Даже имени не знаю, все сгорело, то ли Ирина, то ли Марина, а может и Катерина. А вчера колонну вел, там памятник из камней появился. Кто он, этот капитан Степанов? Не жених ли этой красавицы?
Женщина вернула фото. Сглотнув слезы и стараясь, чтоб голос не дрожал, сказала:
— Ничего девчонка!
Он с горячностью воскликнул за брезентом:
— Много ты понимаешь! Ты сам-то женат?
— Нет. Но попусту себя не растрачиваю. Считаю: если любить — так любить, а трепаться нечего!
Он ошеломленно замолчал, а потом выдохнул:
— Выходит я трепло? Да я тебя за эти слова! Сейчас войду и не посмотрю ни на что. Плевать мне на приказ!
— Попробуй!
Силаев не сумел даже открыть полог, как сильный удар ноги сквозь щель опрокинул его на собственную кровать. Пока он приходил в себя, Марина натянула маску, очки, перчатки и бронежилет. Выскочила наружу, слегка приподняв обе руки вверх:
— Успокойся, капитан!
Прапорщик и лейтенант вцепились в плечи вскочившего Силаева:
— Костя, прекрати! Тебе все равно не справиться!
Марина вздохнула:
— Я прошу у тебя прощения. Давай останемся каждый при своем мнении.
Взбешенный офицер орал и рвался из рук мужиков:
— Я тебе покажу мнение! Обозвал меня треплом, а теперь — мнение видите ли у него! Отпустите меня!
Степанова попросила:
— Отпустите его ребята. Я не искалечу, обещаю!
Едва мужики убрали руки, Костя, как танк, ринулся на “спеца”. Степанова отскочила в сторону. Подставила ногу, слегка толкнув в плечо и направив падающее тело в сторону от жесткой брезентовой стенки. Марине не хотелось, чтоб парень ободрал лицо. Капитан грохнулся на пол, наполовину влетев в ее закуток. Приземлился головой под кровать. Мгновенно рука в перчатке оказалась на подбородке мужчины, колено упиралось в спину, а рука оказалась плотно закрученной назад. Силаев дернулся, пытаясь высвободиться и замер, заметив перед носом висевший лифчик. В голове что-то мелькнуло. Он постучал по полу ладонью:
— Больно же! Сдаюсь! Твоя взяла.
Встал и с мрачным лицом вышел из палатки. Фатеев сказал:
— Костю ты задел за живое. Он тебе этого не простит.
— Я сказал то, что думал. Мне не нравится, когда к женщине относятся вот так, потребительски. Его мать тоже женщина, мог бы и помягче обращаться. Сколько он беды этим девчонкам принес. Каждая надеялась, что он только ее будет, а он на другой день преспокойно с другой укладывался в постель. Трепло и есть трепло!
Фатеев задумчиво сказал:
— Ты случайно, не влюбленный?
— Да, я люблю! Но давай сменим тему, иначе договоримся до того, что и ты полезешь драться. Я, конечно, человек терпеливый, но могу вспылить.
— Поздно менять, мне на службу пора. Ладно, до вечера! Капитана не бей, если снова налетать надумает.
— Не собираюсь!
Осколков и Фатеев ушли. Маринка постояла в пустой палатке. Собрала просохшую одежду, аккуратно сложила на заправленную постель. Достала от стенки нижнее белье, но не вспомнила, что упавший капитан мог его видеть. Ей это в голову не пришло. Скрутив в маленький комок, спрятала на самый низ рюкзака. Вышла из палатки. Огляделась вокруг.