У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Захвативший его отряд станет прорываться через ущелье, неподалеку от перевала Карамунжон. У него нет выбора. Если можете, направьте туда отряд. Среди моджахедов угнанные насильно крестьяне. В отряде есть американец-инструктор по фамилии Фергюссон.
— Это уже интересно! Благодарю за службу. Полковника Садыгова завтра заберут у мотострелков. Добирайтесь до ближайшей части и дайте знать о себе. Отдыхайте. В дальнейшем получите новые инструкции.
— Служу Советскому Союзу! — Марина отключилась. Покрутила ручки, вернулась к ожидавшему отряду. Посмотрела на Юсуфа и тихо
Он удивился:
— Искандер, уходите? Почему? Разве вы не должны сопровождать меня до конца?
Марина пожала плечами:
— Такого задания у меня не было. Я должен был вытащить вас живым и довести до ближайшего нашего отряда. Прощайте!
Степанова начала спускаться вниз, с трудом минуя солдат на узенькой тропе. Они чуть сторонились, стараясь разглядеть под очками ее глаза. Раскрасневшиеся от тяжелого подъема, разреженного воздуха и груза за спиной, лица солдат отпечатались в ее памяти.
В Москве в это время шел разговор между двумя полковниками. Бредин повернулся к Горчакову с улыбкой:
— Представляешь, она вытащила Садыгова целым и невредимым! Ну, что будем делать? Докладываем начальству или молча готовим вторую “смертницу”?
Горчаков пожал плечами:
— Конечно, новости впечатляют. Но я бы не стал торопиться. И со второй женщиной тоже не стал бы спешить… — Полковник вздохнул и продолжил: — До меня дошли сведения: инструктора сами жалуются — она пытается их соблазнить! Представляешь, что будет, если мы ее запустим в отряд? Искандер не проявляла интереса к мужчинам и за полгода никто не заподозрил, что она женщина. Эта выдаст себя в первый же рейд, я уверен.
Бредин потер висок:
— И ты только сейчас говоришь мне об этом!
— Сведения дошли до меня вчера. Давид прошла усиленную пятимесячную подготовку, но того результата, что был у Искандера за полтора месяца инструктора так и не добились. По-моему, она просто охотник за приключениями и все ее рассказы сущий бред! Что будем делать с Давидом теперь?
— Отправить в Афганистан, непосредственно в “Альфу”. Командиру негласно дать указания — отправлять в бой наравне с солдатами, прикрытия не давать. Нам ни к чему болтливая баба. Хорошо то, что она не знает об Искандере. Надеюсь, никто не проболтался, что она не первая?
— На этот счет можно не беспокоиться. Инструктора с большим опытом и умеют держать язык за зубами.
— Я собираюсь дать Искандеру отпуск. Все же полгода безвылазно среди мужиков, это срок не малый. Пусть побудет снова женщиной, съездит на родину. А доложить начальству, я считаю, надо! Четверо освобожденных и многие километры пройдены этой женщиной. Ее надо представлять к награде, а как наградишь, если о ней не знают? О второй неудачной попытке говорить не станем. Ну, что, пошли к генерал-лейтенанту…
— Ох и получим мы сейчас по шапке!..
Марина ехала домой. Пассажирский поезд мчал ее мимо городов и деревень. Стояла глухая ночь, но она не спала. Вышла из купе в коридор, отодвинул шторку на окне в сторону и смотрела на мелькавшие мимо огоньки. Часто ощупывала лицо, так как без маски чувствовала себя неуютно. Золотистые волосы, тщательно промытые и расчесанные, за восемь месяцев отросли до плеч. Она думала о том, как ее встретят дома. В Москве, кроме двух десятков писем от родителей, ей вручили три письма от Олега Татарникова. Капитан писал о возвращении Юрия Лозового, о его расспросах о ней, Маринке. Спрашивал, почему не пишет. В третьем письме объяснялся в любви и предлагал замуж. Вскользь Олег упомянул, что Лозовой стал каким-то странным и теперь рвется в Афганистан. Письмо пришло за два месяца до ее прилета в Россию.
Полковник Бредин, накануне отъезда, на собственной машине провез Степанову по магазинам: накупили колбасы, масла, конфет, майонеза и разных гостинцев. В общем всего того, что в маленьких городках давно исчезло с прилавков. За два дня до отъезда генерал-майор Зосимов вызвал ее к себе и вручил орден боевого Красного Знамени. Вечером, вместе с Брединым и Горчаковым, Марина “обмыла” награду в водке. Теперь орден лежал в сейфе начальника, вместе с документами. Подвыпившие полковники с интересом разглядывали ее. Бредин спросил:
— Если хочешь, можешь дослуживать здесь, в Москве. Все-таки Афганистан не парк Горького. Что решаешь? Ответ сейчас нужен…
Степанова твердо ответила:
— Здесь мне делать нечего, а там я пользу принесу. Разрешите вернуться в Афган?
Офицеры переглянулись. Горчаков вздохнул:
— Значит, не навоевалась? Один из инструкторов до сих пор о тебе вспоминает. Следом просился, в пару с тобой хотел. Влюбился парень…
Марина промолчала и разговор сам собой затих.
Около восьми утра она вылезла на знакомой станции. Поставила тяжеленные сумки на платформу и огляделась. Вокруг обнимались люди, шипение поезда и гул людских голосов слились в странную какофонию. Она не сразу заметила родные лица в привокзальной толпе: мать и отец встречали ее. Бестолково бегали по платформе. Маринка вспомнила, что забыла написать в телеграмме номер вагона. Крикнула:
— Мама! Папа! Я здесь!
Они сразу услышали родной голос и кинулись к ней, расталкивая народ. Мать обхватила ее за шею с плачем:
— Доченька!!! Какая же ты худая стала!
Отец обнял их обоих и только в эту минуту Марина заметила на его висках седину. В рыжеватых прокуренных усах тоже виднелись седые волоски. Когда первый порыв прошел. Елена Константиновна и Иван Николаевич подхватили Маринкины сумки:
— На площади машина ждет. Собинов выделил сразу, как только узнал, что ты приезжаешь. Зайти просил, когда отдохнешь.
В родительском доме почти ничего не изменилось. Разве что мебели прибавилось: они перевезли вещи из их с Сашей квартирки. Степанова прошлась по комнатам, дотрагиваясь пальцами до стульев и шкафов. Все было таким родным и знакомым. Родители следили за ней из-за стекла в дверях. Она долго стояла возле трельяжа, разглядывая себя в зеркало, пока не заметила испуганные глаза матери. Обернулась и слегка улыбнулась: