У каждого своя война
Шрифт:
– Чего? — не понял Сергей Андреевич.
– Суда.
– Значит, особое совещание будет выносить приговор? — нахмурился Сергей Андреевич. — Жаль... Почему так?
– Да нет, Сергей Андреевич, вы меня не поняли, — вновь приятно заулыбался Ювеналий Антонович. — Если предположить, что ни суда, ни особого совещания… если ничего не будет?
– Я вас действительно не понимаю, гражданин следователь, — пожал плечами Сергей Андреевич.
За эти месяцы он сильно поседел, ссутулился, глаза ввалились, в них появилась некая обреченность, покорность судьбе.
– Выходит, вы сами искренне считаете, что суд должен быть, если никак не можете меня понять? — опять сладко улыбнулся следователь, стараясь заглянуть Сергею Андреевичу в глаза.
– Я же признал себя виновным... — пожал плечами Сергей Андреевич. —
– А зачем вы подписывали, если не считали себя виновным?
– Не хотел, чтобы меня били... не хотел больше всех этих... мучений, унижений... Я теперь, Ювеналий Антонович, вообще больше ничего не хочу…
– Так уж и ничего? — усомнился следователь. — Не могу поверить. Я вас узнал немного за время нашего общения и поверить не могу — такой вы сильный, целеустремленный человек, и вдруг на тебе — ничего больше не хочет! Неужели так быстро сломались? А если предположить, что сидеть вам еще лет эдак с десяток? Что ж с вами там будет? Там ведь, Сергей Андреевич, пострашнее, чем здесь... тут цветочки, а там — ягодки будут. — Он с искренним участием смотрел на Сергея Андреевича, будто переживал за него, помочь ему хотел. Недаром среди коллег на Лубянке кличка у него была Садист.
– Значит, Ювеналий Антонович, этих ягодок, как вы изволили выразиться, я съем немного, быстро загнусь, да и дело с концом.
– Х-хе-хе-хе... — вновь рассыпался мелким смехом следователь. — С собой, что ли, покончить собрались?
Сергей Андреевич смотрел на него и молчал. «Может быть, и придется, — думал он, — если уж твои ягодки совсем невмоготу станут, у меня всегда есть запасный выход, и отнять его у меня ты не в силах, ни ты, ни другая подобная сволочь».
– Да какая вам разница, Ювеналий Антоныч, что со мной дальше будет? — заговорил наконец подследственный. — Закончите мое дело и забудете с облегчением. Вас, наверное, уже другое дело ждет, а потом еще и еще…
– Нет, нет, ошибаетесь, Сергей Андреевич, очень даже ошибаетесь, — замотал головой следователь. — Я всех своих подопечных помню, неужели не верите?
– С трудом.
– Верно, верно вам говорю — всех до единого.
И всегда душевно рад, если, отбыв срок наказания… справедливого наказания, мои подопечные выходят на свободу.
– Неужели рады? — Сергей Андреевич с трудом удержался, чтобы не усмехнуться. Удержался, потому что боялся — Ювеналий «психанет», нажмет кнопку под крышкой стола, и в комнату ввалятся дюжие «морды», начнут остервенело избивать подследственного. В первый месяц после ареста такие побои были не редкость.
Вернее, в самом начале его вообще не трогали — он сидел в одиночке и каждый день ждал вызова на допрос, но его не вызывали, словно забыли про него. Но когда вызвали на первый допрос, то почти сразу начали избивать. Сам Ювеналий не бил, только наблюдал, а под конец скомандовал:
– Стоп, коновалы, насмерть забьете!
И бесчувственного Сергея Андреевича начинали отливать водой, совали вату с нашатырем под нос, словом, приводили в чувство, а Ювеналий Антонович начинал повторять те же вопросы, с которых и начинались избиения.
– Сергей Андреич, дорогой, да подпишите вы к чертям собачьим эту чушь! Ну что мучиться, честное слово? — участливо говорил Ювеналий Антонович, страдальчески глядя на избитого в кровь Сергея Андреевича. — Зачем вам эти героические мучения? Ведь забьют до смерти, почки отобьют, печенку, легкие — как дальше жить будете? А ведь у вас жена, ребенок должен родиться, а может, уже родился? Э-эх, друг мой, жаль мне вас, по-человечески жаль, если отбросить мои партийные убеждения. Но отбросить я их не могу, потому так все и получается. Вы упрямитесь — вас бьют, а я ничего поделать не могу, хотя до слез жалко! Подписывайте, а? Кончайте вы из себя героя разыгрывать — какой вы герой? Оступившийся, наивный человек. И суд учтет это, уверяю вас, в суде ведь тоже люди сидят, с душой и сердцем, поймут. Я вот вас спрашиваю, согласны ли вы с тем, что, описывая беспорядочное, паническое отступление наших солдат под Минском, вы объективно клевещете на Советскую армию. Заметьте, я говорю — объективно. Не сознательно. Совсем нет, а — объективно! Я же вашу вину умаляю, голубчик, а вы кобенитесь. Почему объективно клевещете? Да потому что есть сотни и тысячи свидетельств о беспримерном героизме наших солдат, офицеров и генералов. То, что маршал Кулик в крестьянскую одежду переоделся и трусливо бежал, — это единичный факт, а вы возводите его в правило! Другие факты? Да, хорошо, согласен, есть и другие, но ведь вы, я серьезно вам говорю, обобщаете — дескать, командование было не готово, командование растерялось, командование было безграмотным — да что вы, Сергей Андреич, умом, что ли, тронулись? Как это — безграмотным? В ведении современной войны? Вот скажите мне, кто вы такой есть? Ну по специальности кто вы? Врач-терапевт, так или нет? Откуда же вам знать, кто и как был готов к ведению современной войны? Что же вы все время со свиным-то рылом да в калашный ряд лезете? Какой-то один поганенький фактик где-то выкопаете и сразу выводы делать! Ведь это же сознательное, я бы сказал, яростное стремление оклеветать армию, партию, народ! Да, да, весь советский народ. Да какое вы на то имеете право, Сергей Андреич, наивный вы мой человек? Ну просто ума не приложу, что мне с вами делать? Ведь все равно подпишете, уверяю вас. Здесь по-другому не бывает.
Только выйдете на этап с подорванным здоровьем, а зачем вам это надо? Я же о вашем будущем думаю... Нет, чудак вы, право, сам себе — враг! И эгоист! О жене подумали бы, о ребенке! А то уперлись в какие-то призрачные идеи и себя губите. Да бросьте, все идеи — призраки! Для меня то призрак, что нельзя пальцами пощупать. И коммунистическая идея тоже, если хотите. Думали, я испугаюсь вам в этом признаться? А я вот не испугался, признаюсь — химера! Так, знаете ли, туманные дали! Сладкие мечты! Но только эти мечты, дорогой мой, заставляют народ двигаться вперед, работать, с врагом сражаться и строить, строить, строить!
Вы Достоевского, конечно, читали, не так ли? Так вот у него такая знаменитая фразочка есть: «Люди счастливы, покудова они строят дом, и счастье покидает их, когда дом построен». Каково сказано, а? Как раз про это мы и говорим! А вы, Сергей Андреевич, хотите это счастье у людей отнять, как же это бесчеловечно?! Призрак — он и есть призрак, и не надо его разоблачать! Так что, когда вы партийное руководство ругаете — в блокаду, видишь ли, они там пили и ели вволю, — вы же саму идею порочите. А как же! Партия и есть носитель этой идеи. Ну пусть призрака, какая разница! На кого вы замахиваетесь, милый? Дон Кихот вы мой засратый! И знаете, что я вам скажу, Сергей Андреич, если бы до войны, в тридцать пятом, шестом, седьмом, восьмом и так далее, мы не пересажали бы таких вот голубчиков, как вы, мы бы точно войну проиграли, в этом я не сомневаюсь. Я только думаю, что мало сажали — потому такие трагедии в начале войны и разыгрывались! Сажали, сажали, а началась война, сколько всякой сволочи вылезло! Сколько врагов и предателей! Вероотступников! Да, да, вероотступников, ибо коммунистические убеждения — это самая высокая вера! Девяносто шестой пробы вера, если можно так выразиться. Ну так что, Сергей Андреич, будем подписывать или еще в героя поиграем? Тогда я ребят позову, играйте с ними, а мне, право, надоело. И спорить с вами надоело. Н-да-а, мало мы вашего брата до войны ловили... Да и сейчас, признаюсь, мало ловим. Сколько еще вот таких философов по щелям сидит и всякую гнусь пишет! Ну что, вызывать ребят? Или подпишешь и в камеру пойдешь! Почему на «ты» перешел? Да надоело мне с тобой церемонии разводить, вот и перешел на «ты». Давай подписывай и пойдешь в камеру. Отдохнешь хоть, посмотри, на кого похож. А ведь завтра — опять на допрос. Подпишешь? Ну, слава богу, наконец просветление на вас снизошло, Сергей Андреич…
Много-много раз беседовал Ювеналий Антонович с Сергеем Андреевичем. Его били, потом беседовали, потом опять били... Именно этого боялся сейчас Сергей Андреевич — следователь Ювеналий Антонович «психанет» и вызовет «мордоворотов», и они начнут избивать, да, он боялся и сдерживал себя.
– Неужели рады? — спросил Сергей Андреевич, и Ювеналий, уловив насмешку, ответил удрученно:
– Усмехаетесь, я понимаю, понимаю…
– Да где ж я усмехаюсь? Просто спросил…
– Ладно, я не в обиде, — вздохнул Ювеналий Антонович. — Я же не раз говорил вам, что отношусь к вам с сочувствием и пониманием. Вы — не сознательный враг, а просто заблудший, ошибающийся человек. И я знаю, кто вам разные паскудные идейки в голову вбивал.