У каждой ночи свой рассвет

Эм Ленская

– Сказал, что труп наш оказалась жив, а он со страху не углядел, и я отправил его в больницу. Пообещал, что привлекать его к делу не буду, но если он что-то вспомнит, то пусть сразу звонит мне.

– Да уж, на него и правда вряд ли стоит рассчитывать. Как бы он сам не стал следующей жертвой. Кое-кто не любит оставлять следы и свидетелей.

– Думаешь, тот парень может вернуться и убить его? – с подозрением спросил Григорий.

– Я бы ставил не конкретно на него, а на Круг. Они умеют подчищать хвосты.

– Ничуть не легче, – пробухтел Хакимов. – Окей, Кир, я заеду приблизительно через час. Подготовь своего нового друга к моему приходу.

– Боишься

его? – я ухмыльнулся, намеренно подкалывая Гришку.

– Вас, чертей, недооценивать себе дороже, – огрызнулся тот, а я лишь улыбнулся шире.

– До встречи, товарищ опер.

Закончив разговор, я занялся грязной посудой, хотя бы на короткое время делая вид, будто моя жизнь по-прежнему идет привычным чередом. Намыливая тарелку, я задумался над советом Гриши обратиться к кому-то из Круга, чтобы понять, в чем же причина нетипичного состояния Емельяна. С одной стороны рано бить тревогу, но с другой – если ситуация ухудшится, времени просить помощи уже не останется. Сотворив десцендента, донор так или иначе будет бороться за его жизнь. По крайней мере, я был к этому готов.

Я выключил кран, вытер руки и собрался наверх, чтобы переодеться. Выйдя из кухни, я тут же наступил голой ногой в теплую воду, которая медленно вытекала из-под двери ванной комнаты.

– Вот дерьмо! – выругался я и схватился за ручку, дергая на себя. Закрыто. – Емельян! Открой сейчас же!

Я несколько раз ударил ладонью в дверь, но, конечно, ответа не получил. Действовать нужно было без промедления. Замок был встроен в ручку, поэтому я схватил с кухонного стола нож и попытался провернуть тонким лезвием механизм с внешней стороны. Лезвие соскочило, но на второй раз мне удалось его удержать, и замок щелкнул. Вода тем временем продолжала литься мне под ноги.

Я откинул нож в сторону и распахнул дверь. Помещение заполнил теплый пар, через край ванны водопадом стекала вода, а на дне неподвижно лежал Емельян. Я подскочил, едва не поскользнувшись на влажном полу, выключил воду и схватил Лебедева под руки, вытаскивая на поверхность. Он не дышал, и я понятия не имел, как долго тот провел в отключке.

На удобства времени не было, и я уложил Емельяна прямо на пол. Опустившись возле него на колени, я начал делать искусственное дыхание, но безрезультатно. Он не приходил в себя, хотя, пусть и слабо, пульс все еще прощупывался. И я буквально чувствовал кожей, что он не мертв: тонкие нити жизни Емельяна переплетались с моими, взывая к крови. Тогда я, не думая, вонзил клыки в собственное запястье и приложил его к губам Лебедева. Кровь двумя тонкими ручейками быстро стекала ему в рот, часть смешивалась с водой и мутно-красными струями спускалась вниз по его шее. Я надеялся, что этот опрометчивый ход поможет, и с облегчением выдохнул, когда ощутил, как Емельян начал слабо посасывать мое запястье.

Я придерживал его под голову, пока он наконец не открыл глаза, а затем, оторвавшись от руки, перевалился набок и закашлялся, выплевывая воду, ставшую розоватой от выпитой крови.

Лишь тогда опомнившись, я схватил с вешалки полотенце и накрыл им Емельяна. Его нагота меня не смущала, но когда опасность отчасти миновала, я решил повести себя как приличный человек.

– Все позади, я рядом, – произнес я, обнимая Емельяна за плечи. Он сидел, тяжело дыша, периодически отхаркиваясь от остатков воды.

– Почему это происходит? – проскулил Лебедев, утыкаясь лицом в ладони. Он не плакал, но его заметно потряхивало. Одеяло, которое он оставил на полу, полностью промокло, поэтому я помог Емельяну подняться и отвел в гостиную.

– Ты помнишь, когда потерял сознание? – спросил я, подведя к дивану.

– Не знаю, – растерянно ответил он и сел, чуть сгорбившись. Плечи опущены, руками обхватил себя, то ли чтобы согреться, то ли от ощущения неловкости. – Я забрался в воду, и меня стало клонить в сон, ну я и прикрыл глаза, а потом помню только, как очнулся уже рядом с тобой.

– Ладно, неважно. Надо тебя высушить. Я схожу, принесу что-нибудь из одежды, а ты пока вытрись и возьми плед.

Он коротко кивнул, глядя куда-то под ноги, а я поспешил наверх. Вытащив из комода свою футболку и спортивные шорты, подсевшие после стирки, я решил, что Емельян в любом случае вряд ли станет привередничать. Когда я вернулся, влажное полотенце висело на ручке дивана, а Емельян сидел, прикрывшись пледом.

– Держи, – я протянул ему вещи. – Одевайся, а я пока приберусь.

Уборка не заняла так уж много времени, потому я быстро управился с последствиями потопа. По большей части я лишь хотел дать Емельяну время привести себя в божеский вид.

– Ты и сам не понимаешь, что со мной творится, ведь так? – бросать вопросы в лоб явно одна из его привычек.

Я уселся рядом и едва сдержался от неуместной улыбки при виде Емельяна, одетого в мои вещи. Рукава футболки доходили ему почти до локтей, а шорты все равно пришлось утянуть, так что на талии образовались складки из излишков ткани. Он сидел, обхватив руками согнутые в коленках ноги. Голова откинута на спинку дивана, а стекавшие с влажных волос капли воды местами промочили футболку.

– Да, – врать я не стал. – Твоя реакция вводит меня в некоторое замешательство.

– Я первый, кого ты обратил? – ох, прозвучало как-то слишком интимно.

– Технически, я только завершил процесс обращения, но да, – я потеребил ухо, глупая нервная привычка, – ты мой первый десцендент.

– Кто? – переспросил Емельян, чуть скривившись.

– Десцендент – так мы называем особь, созданную вампиром-донором, – пояснил я.

– Почему ты дал мне выпить собственной крови, а не чьей-то еще?

Я не сразу понял, что говорил Лебедев не о вчерашнем дне, а о минувшем инциденте с обмороком.

– Однажды моя кровь уже оживила тебя, решил, что трюк сработает и во второй раз.

О том, что я на уровне инстинкта ощутил позыв сделать именно так, а не иначе, я умолчал. Для вампира с более чем полувековым стажем я знал довольно мало о жизни себе подобных, а конкретно о создании десцендентов и их связи с донором. То, что я испытывал к доктору Хиршману, было сродни преданности, вытекшей из привычки находиться возле него. Я мало с кем пересекался в первые месяцы после трансформации, и моя сфера общения состояла лишь из знакомых доктора, коих было не так уж и много. Он входил в Круг и числился в тогда еще Ленинградском анклаве, к которому некоторое время принадлежал и я сам, но крутился док среди сородичей нечасто, а уж я и подавно. Думаю, в последствии именно сей факт сыграл ведущую роль в моем выборе покинуть Круг и стать одиночкой. Единственный вампир, который не вызывал во мне неприязни, был доктор Хиршман собственной персоной, да и то мне потребовалось время, чтобы понять его поступок. Так что связь, без сомнения зародившаяся между мной и Емельяном, была для меня свежей почвой, которую еще только предстояло прощупать.