У края бездны
Шрифт:
Азербайджанец принёс на тарелках шампуры с готовым шашлыком, посыпанном зеленью, лепёшки и кислый сыр подавались «бесплатно».
–Пожалуйста.
–Послушай, у вас ведь выборы мэра, да? – спросил его Павел.
Азербайджанец кивнул, улыбаясь.
–А где предвыборные плакаты? Где компроматы на кандидатов?
–Приедешь в город – всё будет.
–А кто у вас больше шансов имеет? Козовский или Южин?
–Все хорошие, слушай! Кушайте, пожалуйста.
Азербайджанец ушёл – политикой он не интересовался, а зря. Хоть здесь была территория области, а не города, но от мэра областного центра могло многое
Павел усмехнулся Маше, пожал плечами.
–Информацию получить не удалось.
Вкусно поев, они помчались дальше.
Чем ближе был областной центр, тем явственнее проступали следы предвыборной гонки – с огромных плакатов улыбались хитрые личины кандидатов, а хлёсткие лозунги давили на психику: «Сделай свой выбор! Помоги себе, помоги России! Это твой шанс!» и тд, и тп.
Маша улыбалась, смотрела на природные красоты, на пролетавшую мимо повседневную жизнь селян, дорожных рабочих, автоинспекторов с автоматами.
–Не устала?
–Нет. Я люблю ездить в удобных машинах.
–Часто ездишь?
–Нет. Вот с тобой еду.
–Хм… Чудная ты, Машка. Машка-промокашка.
–А сам – Пашка – смятая бумажка!
Они засмеялись. Эти шутливые слова как-то враз сблизили их. Павел понял, что этой ночью, скорее всего, с успехом вгонит своего «вялого», и от этой мысли наполнился удовлетворением.
Он уверенно въехал в город и, ориентируясь среди незнакомых улиц, повёл «приору» к центру. Здесь предвыборная агитация достигла апогея. Фотографий кандидатов было миллион.
И вдруг он неожиданно испугался.
Маша сразу поняла его состояние.
–Куда теперь направимся?
–В гостиницу.
–А где здесь гостиница?
–Спросим. Обычно гостиницы строят в центре и у вокзалов.
–Сомневаешься?
–В чём? … В себе? – Павел посмотрел на Машу, явственно представив его, Поборника Зла, всесильного здесь, и он перед ним – никто. Зачем он оказался здесь, да ещё приволок с собой глупую девчонку? Соприкосновение со Злом никогда не проходит даром! Он забыл про это, затеял игру, не зная правил, игру, в которой окажется проигравшим!
Он остановил машину у тротуара.
–Я хочу удостовериться, что знак Зла – это выдумка, плод больного воображения Алешковского.
–А вдруг не выдумка? – спросила Маша. – Что тогда?
–Тогда… – Павел задумался. Он не знал, что будет тогда. – Там посмотрим.
Он нажал на педаль газа, и «приора» плавно тронулась с места. Вскоре показались площадь и здание гостиницы.
Оставив машину на платной стоянке, они миновали площадь и вошли в прохладный вестибюль гостиницы. Здесь всё было отделано мрамором в стиле позднего Застоя – здание возводилось двенадцать лет ещё в эру царствования Леонида Ильича Брежнева, и с той поры эксплуатировалось в половину проектной нагрузки. Но теперь, когда предвыборная гонка достигла апогея, все номера были забиты постояльцами из столицы. Тут были представители партий, артисты, имиджмейкеры и прочая шушера, двигавшая «своих» кандидатов к такому нужному для московских коллег креслу мэра главного города близкой к столице области.
На регистратуре пышная тётенька вяло пролистала паспорта и кисло сообщила, что имеются только два
Павел про себя чертыхнулся – ночной секс накрылся. Он взглянул на Машу – та была довольна и о сексе явно не помышляла. Павел успокоился – ничего, днём времени предостаточно, он будет иметь её в самые знойные часы, когда лучше всего прятаться от жары в прохладных зашторенных комнатах.
–Берём, – решил он, и они получили бланки для заполнения.
Маша принялась вписывать свои данные, а он осмотрелся – третьесортная гостиница в третьесортном городе. Неужели у них и рестораны третьесортные?
Над стойкой регистрации постояльцев тоже кипели предвыборные страсти – висели красочные плакаты претендентов в мэры. Павел с удивлением обнаружил, что кандидатов не двое, как сообщалось в «Новостях», а трое. Третий кандидат был дородным дядей в костюме, но какой-то испуганный чем-то, похожий на директора средней школы.
–Почему три кандидата? – спросил Павел у регистраторши.
Сорокалетняя толстуха с пышной причёской улыбнулась полными, накрашенными губами, игриво зыркнула на Павла, и застучала толстыми пальцами с ухоженными ногтями по стойке.
–Как же, всё правильно, – голос её призывно урчал. Сразу стало понятно, что Павел ей приглянулся.
–Я думал двое кандидатов.
–Молодой человек, где и когда на выборах бывает лишь два кандидата на тёплое место? Кандидатов тьма, человек двадцать. А вот явных претендентов на победу двое – Козовский и Южин. А это – наш директор, Сироткин Юрий Адамович. Решил рискнуть, да без толку это, без московской поддержки и бешеных денег. И Козовского, и Южина центральные партии поддерживают, артистов закупили, агитацию, а у нашего шиш в кармане, образно говоря, кое-где повесили плакатики и всё. А он такой честный, что даже в нашей гостинице разрешил плакаты этих повесить… Сойдёт с дистанции…
–Он, правда, честный? – ухмыляясь, Павел нагнулся к регистраторше прямо к самому лицу. Её запах вдруг понравился. Пахнет «ждущей» женщиной, которая ждёт, чтобы её «обработали».
–Может быть, – с грудным придыхом ответила регистраторша.
–Я думал, что кандидатов только двое.
–Явных фаворитов двое… Мы же говорили…
–Я вас увидел – всё забыл…
Регистраторша расцвела.
–Как вас зовут, прекрасная?
–Римма Павловна. Римма. Хмр-хм,– регистраторша хрюкнула в нос и поправила свою пышную причёску. – Вы надолго к нам?
–Как получится.
Маша протянула регистраторше заполненные бланки, получила ключи, и они отправились заселяться.
Номер Маши оказался этажом ниже, под самым номером Павла.
В номерах имелись кондиционеры, но они были не в рабочем состоянии, и духота в комнатах дополнялась жарой – никто из персонала гостиницы не додумался задёрнуть шторы, спёртый воздух насыщали неприятные запахи чужого пота.
–Если что, стучи ночью по трубе, – хмыкнул он, когда они вновь оказались вместе в её номере. Маша уже приняла душ и расхаживала по номеру в лёгком халатике. Павел с неудовольствием отметил, что сейчас, в самую жару, не желает её. Римма Павловна куда аппетитнее – огромные груди, чувственный рот. В такой рот приятно впихивать распухшего от желания «вялого». Павел скосил взгляд на свои штаны – «вялый», действительно, был вялым, мысли о Римме Павловне его не волновали.