У моря Русского
Шрифт:
От всадников отделился Грицько-черкасин. Василько махнул ему рукой и быстро спустился вниз.
— Все пешие остаются здесь. Ты, Кирилл, за старшего. Взберись на дуб и следи. Как только мы начнем сечу, выбегайте к нам на помощь. Все ли ясно?
— Сделаем все как следует, атаман.
Грицько рванул поводья и пустил коня во всю прыть. Татары, не ожидавшие нападения днем, оставили ворота селения не запертыми. Да они и не понадобились всаднику — его конь легко перескочил глинобитный забор и, как стрела, помчался по улице. Проезжая мимо стайки ребятишек, Грицько пригнулся и, на ходу ухватив за рубашку самого рослого
А в Хатырше в это время шел бой. Василько ворвался в селение со своими конниками и начал зорить бейское гнездо. В первую очередь, как и было условлено, подпалили дворец. Потом сбили замки с подвалов, выпустили невольников. Люди, почувствовав свободу, сами помогали друг другу срывать кандалы, выдирали из плетей колья и бросались на татар. Слуги бейского дворца, разбежались, однако охранники из татар дрались рьяно. Из леса по склону горы бежали пешие ватажники с Кириллом во главе. Татары отчаянно защищали родное селенье, но силы были неравны.
И скоро Хатырша была во власти Сокола. Люди собрались на берегу реки, ожидая приказа атамана. Василько подъехал к ватаге, осадил разгоряченного коня, крикнул:
— Брать лошадей, еду и оружие! Женщин и детей не трогать! Помните — люди мы крещеные и не разбойники. Пусть это знают и те, кто только ныне свободу обрел. Не наживы ради пришли мы сюда, а ради вашей воли. И тот, кто хочет идти с нами, становись в ряды — ив путь.
По дороге к Черному камню Сокол сказал Ивану:
— Что, если Мубарек за Хатыршу всех своих воинов на нас двинет? Не устоим?
— Понятно, не устоим. Только татарин на ровном поле силен. В лесу он — тьфу! И это Мубарек хорошо знает.
— А ты на ватажников посмотри, — улыбаясь, сказал Сокол, — рады, будто дети. Незаметно, что час назад в кровавой сечи были.
— Силу в себе почувствовали — вот и рады. И воля опять же молодит человека.
— Глянь-ка, идут, словно домой, без заботушки.
— Поверили они тебе — вот и не заботятся. Знают, что атаман у них — и хозяин, и воевода, и душою чист. Теперь пойдут за тебя в огонь и в воду.
КАК ЖИТЬ ВАТАГЕ ДАЛЬШЕ?
До самого утра бушевала в горах гроза. До самого утра не спал Сокол. Слушал бурю, думал.
Вскоре после боя в Хатырше ватажники узнали, что в Кафу идет еще один невольничий караван. Снарядил Сокол Ивашку с молодцами, невольников отбили. Думали, дадут им свободу, разлетятся вольными птахами полоняники по земле, а что вышло? Все как один пришли в ватагу. Мало того — и днем и ночью бродят по лесам и горам простые людишки, ищут Сокола. Словно ветер разнес славу о вольной ватаге, и нет того дня, чтобы не приходили к Черному камню по два, по три человека. Люд идет разный — и по наречью, и по вере, и по крови.
Все дальше и дальше отодвигается мечта вести ватагу на Русь. Другие заботы беспокоят ватажников. Все чаще и чаще на разных языках слышит Сокол речи о правде. Где она, эта правда, как ее искать-добывать? Иные говорят: правда на конце меча. И требуют: «Смерть знатным!», «Жирные люди заперли правду, надо перебить всех богачей». Ну, а дальше как жить, как свободу свою защитить?
А тут еще от Ольги долго нет вестей. Может, забыла его — мало ли в городе знатных, богатых и красивых парней. Недаром говорят: девичья память коротка. Пока была — любила, ушла — забыла.
…Одна за другой бегут тревожные мысли. Только на заре утомленный Василько забылся в неспокойном сне. И когда он вышел утром на поляну, ватажников уже не было. Как всегда, люди спозаранок ушли за дичью да за зверьем. Такую великую ораву надо чем-то кормить.
Не узнать теперь поляну у Черного камня. Все теснее и теснее становится здесь. Один к одному лепятся зеленые шалаши, в них в хорошую погоду живут ватажники. Прямо против входа в пещеру расположились кашевары. Три больших котла кипят под огромным навесом. И людей атаман разбил на три большие группы. У тех, кто питается у первого котла, старшим Кирилл с Днепра, люди второго «котла» под началом Грицька-черкасина, третий «котел» — Ивашкин. Внизу у ручья пасутся кони. После налета на караван у ватажников табун вырос до полусотни коней, и теперь не страшны далекие переходы. Кузница расширилась, из нее с раннего утра слышится перезвон. Ковали куют наконечники для стрел.
Полиха и Ялита живут отдельно от ватаги в самом дальнем краю пещеры, в отгороженном куточке. Днем они выходят на волю и забираются на скалу шить. Шитья девкам много — до сих пор не все ватажники имеют хорошие порты, рубахи да зипуны.
Пока все идет хорошо. Ватага живет дружно, по-хозяйски. Василько все опасался, чтобы люди не превратились из невольников в разбойников. Нет, пока нельзя сказать, что ватажники тянутся к разбою. Наоборот, всю свою жизнь они строят как хозяева, труженики. Оружие делают сами, еду добывают честно.
Атаман обошел все хозяйство, проверил дозоры, поговорил с кашеварами, с ковалями. Вышел из кузницы, встретил братьев — Митьку и Микешку. Братья оказались заядлыми лошадниками — день и ночь не отходят от коней, чистят, поят их и пасут, в свободные часы ладят седла, шлеи, переметные сумы.
— За лошадьми следите, но и людей не забывайте, — посоветовал атаман, — люди к нам кажинный день идут новые, знать друг друга надо всем.
— Мы людей не чураемся, — медленно проговорил Митька.
— И прямо смех и грех, атаман, — затараторил Микешка. — Сколько разных людей повидал я здесь — страсть. Сколько людей — столько речей. Я уж постиг немало слов грецких, армянских, черкесских и гуторить могу чуток не со всеми. Только беда — все словеса спутались, кому с каким подходить, забываю. И смех, и грех!
Сокол рассмеялся. Он хорошо понимал Микешку. Ему и самому приходится одолевать все языки, какие есть в ватаге. С толмачом много не наговоришь, да и не всегда есть он под рукой. Вот найти бы такого, который все речи сразу знал. Где уж тут!