У нас в саду жулики (сборник)
Шрифт:
Лерочкин папа – генерал-лейтенант государственной безопасности.
3
До дяди Мити дяде Павлику, конечно, еще далеко. Но он считает, что моя фамилия мне совсем не к лицу. Да и отчество, пожалуй, тоже.
– Ну, брат, – смеется, – ты меня и огорчил…
Но Наташа с ним не согласна.
– Ну, чем тебе, – заступается, – не нравится имя Гриша?
– Ну, что ты, Паша, к нему пристал? – приходит мне на помощь и тетя Рая. – Ну, разве человек виноват?
Тетя Рая – Наташина мама.
– Конечно, не
– У меня, – говорю, – мама… Вера Ивановна… Вера Ивановна Михайлова…
– Вот это, – улыбается, – уже совсем другое дело! А то что это за фамилия… Киновер… Вот, – продолжает, – сравни… – и, вскочив с табуретки, надувает свои румяные щеки, – Герррой Советского Союза… Анатолий… Егорыч… Михайлов!!! Ну, как… – хохочет, – звучит?
– Звучит, звучит… – успокаивает дядю Павлика тетя Рая.
4
Я раскачиваюсь в гамаке, и напротив меня в другом гамаке раскачивается Наташа. Все девочки бегают без маек, а у Наташи на плечах завязанные бантиком бретельки.
Только что прошел дождик, и на фоне застекленной веранды из водосточной трубы в бочку стекает вода. Еще погромыхивает, и никто не должен знать, что я боюсь грозы.
Я смотрю на Наташу и, сам не знаю зачем, оттягиваю у себя на трусах резинку… Все дальше и дальше… и как-то вдруг неожиданно показываю свои «глупости»…
Наташа понимающе улыбается и в какой-то задумчивости продолжает раскачиваться.
Тетя мотя
Я опоздал на урок, и Анна Алексеевна меня спрашивает:
– Ты почему, Киновер, опаздываешь? – я тогда еще был Киновер.
Я потупился и говорю:
– Я ходил за капустой…
И все почему-то заржали. Наверно, решили, острю. Но Анна Алексеевна почему-то нахмурилась. Наверно, решила, смеюсь.
Я испугался и уточнил:
– Я, – говорю, – ходил с Дуняшей…
И все опять почему-то заржали. И я уже испугался не на шутку. Немного подумал и, сам не знаю зачем, уточнил еще раз:
– Я, – говорю, – ходил с Дуняшей в Елисеевский… – и, еще больше испугавшись, уставился в пол.
А нам, бывает, и правда, оставляют в Елисеевском целый заказ. Швейцарский сыр и мамину любимую колбасу. А папа больше всего любит брынзу. И Колька Лахтиков иногда у меня шутливо спрашивает:
– Ну что, Зяма, поехал за брынзой?
Этот заказ нам достался еще от дедушки из Кремлевской больницы. У нас там все лежали: и дедушка, и бабушка, и мама. Все, кроме папы. Папа больше доверяет психиатрической клинике.
И даже лежал я, когда во втором классе отморозил на катке ноги. Мама меня помыла и всю мою одежду унесла домой. А новую еще не принесли. И медсестра, когда меня перевязывала, нечаянно сбросила одеяло. И я все потом удивлялся, откуда она узнала, что я без трусов.
Теперь, наверно, больше уже не положат. А капусту Дуняша покупает в овощном на Солянке.
И
Тонкая рябина
Но самое неприятное – это делать кувырок на уроке физкультуры, когда, несясь через ступеньки по лестнице, в надежде на бросок по кольцу врываешься в спортивный зал, и, вместо положенного в корзину «крюка», на полу уже заранее постелены маты. И, значит, весь урок придется кувыркаться.
У всех кувырок – через голову и вперед, а у меня – какой-то смазанный и смотрит куда-то в лес. Все кувыркаются с разбега и, не дотронувшись головой до мата, как будто ныряют. А я, прежде чем сделать кувырок, сначала обязательно остановлюсь и, наклонившись, ставлю голову прямо на мат. И в результате получается не кувырок, а похоже на соплю: висит и все никак не может оторваться.
И еще я не люблю делать «березку»: стоять, покачиваясь «тонкою рябиной», на лопатках, а ноги – как будто бы ствол. Но, как это ни печально, у моего ствола заднее место почему-то всегда перевешивает, и дерево сразу же падает.
Но до кликухи Жирный я все-таки не дотянул. На первом месте самый у нас упитанный – Курочка, и когда мы бегаем по кругу, то у него трясутся «буфера».
И, чтобы научиться кувыркаться, по рекомендации тети Гали я решил себя заточить в секцию гимнастики добровольного общества «Спартак». Тетя Галя мамина сестра. Она чемпион Советского Союза по метанию копья среди ветеранов спорта 1918 года рождения. И ее даже знают братья Старостины.
Я пришел на улицу Воровского и, раздевшись, остался в одних трусах и в майке. И первым снарядом, как назло, оказалась перекладина.
И вот я все стою и смотрю на нее, как на новые ворота. Сейчас подпрыгну и даже не смогу подтянуться. А надо еще перевернуться и сесть на нее верхом. И все на скамейках сидят и тоже смотрят. Вот это, думают, «Чукарин»!
Я опускаю голову и, глядя себе под ноги, плетусь в раздевалку.
Верочкин вундеркинд
1
Бабушке Груне позвонила Екатерина Давыдовна и поинтересовалась: а как там поживает «Верочкин вундеркинд»?
Екатерина Давыдовна жена Климента Ефремовича, и они с бабушкой Груней подружки.
2
…На правах автора Гимна Советского Союза исполняя обязанности «первой скрипки», «дядя Степа» поднимает первый тост за товарища Сталина…
А после обеда меня подводят к товарищу Ворошилову, и тот, что возле Климента Ефремовича, спрашивает:
– День рождения Анастаса Ивановича Микояна?
И я, не моргнув глазом, называю день и месяц рождения товарища Микояна.
А теперь можно и обозначить именинников рангом пониже, например, Шкирятова или Суслова (этих, правда, уже без имени-отчества), и под аплодисменты зрителей я опять демонстрирую свое мастерство.