У рассвета цвет заката.Книга 1
Шрифт:
С одной стороны, это было хорошо. Даже очень хорошо, что император так защищал его от брачных охотниц. С другой… Обидно. Если бы он ничего обо мне не знал, было бы не так обидно, но я была уверена, что полное досье на меня легло ему на стол еще тогда, больше года назад. Если не раньше. И были Манжур и капитан Сартар, которые знали меня лично. Он считал, что я смогла ввести всех в заблуждение? А лейтенант Кодрэм еще меня своим «Не верю!» мучила на занятиях по инсценировке и вхождению в образ. Тут вон как оценили! Смешно и горько… И обидно…
Времени на обиды и размышления мне досталось до обидного мало. Лефлан счел, что моя затянувшаяся аудиенция уже чересчур затянулась, и направился к Залу совещаний. Я отлипла от неуютной колонны и поспешила навстречу. Обмен взглядами, его вопросительным и моим «всенормальным», которому Леф не поверил, совсем успокоиться я не успела, прошел мимо придворных дам, а я сама не прошла. То есть, как раз прошла, другой дороги не было. Мимо всех. Второй раз. И если первый стал для них неожиданностью, по причине которой рассмотреть спутницу Лефлана Ют-Раша они не успели, то второго шанса уже не упустили. Рассмотрели, оценили и единогласный вердикт вынесли.
Прав был император. Мы совершили изрядную глупость, явившись во дворец в таком виде. Придворные дамы, вопреки всевозможным катаклизмам, выглядели придворными дамами. Ни у одной из них даже мысли не мелькнуло бы появиться во дворце без старательно сооруженной прически, тщательно нанесенного макияжа и элегантного платья. О милитарке же и заикаться не стоило. Их на улицах города не особо привечали, не говоря уже о дворце.
Милитарки придумал Диор Версаче, модельер из Найдола. Вообще-то, придумал он многое, но из всех изобретений относительно широкое распространение получили два: милитарка и слово «модельер». Три, если считать и название комбинированного костюма. Юбки для женщин, открывающие колени, такие же короткие брюки для мужчин и прочая одежда, нарушающая все приличия, успеха в Тугдоланте не сыскала. И вовсе не из-за приличий. Некрасивая она получалась. Даже украшенная блестящим флером и разномастными камнями, некрасивая. Вот и не приняли, как ни доказывал Диор Версаче, что это «последний писк моды в прогрессивных мирах». Ателье его просуществовало до начала последней войны, а после нее уже не открылось и сам модельер, «прогрессор-одиночка», как назвал его Манжур, больше нигде не объявился.
Милитарки же стали компромиссом между указом императора Ансара Эш-Шаркора, отца Райбаша, о разрешение женщинам носить брючную форменную одежду в военное время, неприятием этого указа значительной частью общества и желанием другой части того же общества продлить указ на время невоенное. В комплект костюма входили брюки, блуза, корсет и крепящееся к корсету запашное полотно, в зависимости от необходимости становящееся юбкой или плащом-накидкой. Корсет, надеваемый поверх блузы, приводил в недоумение всех, никто не понимал его надобности. Однако, в массовое производство милитарка пошла в том виде, в каком ее выкупили у Диора Версаче. Якобы, продавать ее, если хоть одна деталь будет изменена, он отказывался, говорил, что всегда мечтал о такой одежде для женщин.
В мирной жизни милитарки носили редко. В основном те, чья деятельность была связана с работой не в городских условиях, военной службой или частыми поездками на дальние расстояния, для седла брюки все же удобнее, нежели юбка. Милитарки даже водились далеко не в каждом гардеробе. В школе, кстати, ими тоже не пользовались, на занятиях обходились обычной формой, потом переодевались. Да и платье-иллюзию для мага хотя бы второго уровня сделать проще простого. Носить же их без причины считалось дурным тоном даже в среднем сословии, а уж появиться в милитарке во дворце… Да еще несвежей после длинной дороги… Да вкупе с подрастрепавшейся косой-трехрядкой…
В общем, презрительно морщить носы и выразительно закатывать глаза придворные дамы имели все основания. Конечно, их взглядам было далеко до взгляда Райбаша Эш-Шаркора, оказывать такое давление они и близко не умели, и касайся это меня одной, мне было бы совершенно безразлично, как они смотрят и что думают, но это касалось Лефлана. Ему, с его положением, так хорошо разъясненным императором… Ему, действительно, было безразлично. Спокойно предложил мне руку, как девушке из высокого сословия, спокойно показал глазами, что если я немедленно правильно не отреагирую, то получу такое изобилие «стазисов», какого мне надолго хватит, спокойно повел к выходу. Что мне оставалось? Принять руку, поблагодарить улыбкой и идти. Спокойно. До самого изловившего на полпути оклика:
— Ам Ют-Раш, ами Эргон, в мою приемную. Выполняйте.
Уметь приказывать так, чтобы сомнений в правомерности приказа не осталось — особый дар. Ни Леф, ни я отношения к школе уже не имели, я даже военнообязанной больше не была, пусть в Тугдоланте возложить эту обязанность дело недолгое. Мы без единого вопроса развернулись в заданном направлении. То есть, Лефлан развернулся и меня развернул, ему-то все направления во дворце были известны. Да что там мы! По-моему, желание не выполнить приказ капитана Сартара не возникло только у сладко спящего старика. Спал он на низком овальном пуфе, пристроив седую голову в центр цветка очередного барельефа очередной колонны, архитектор дворца явно имел к этому украшению непреодолимую тягу. В позе старика ощущался немалый опыт, никакие лепестки ему не мешали, как и никакие звуки, спал себе и спал. Реакция же всех прочих весьма походила на реакцию ребят из школы.
И мужчины, и женщины мгновенно подобрались и едва не устремились исполнять распоряжение Чаршона Сартара. Сам он, не дожидаясь никаких реакций и не отвлекаясь ни на какие любезности, быстро шагал к Залу совещаний.
Ждали у приемной мы недолго, буквально пару минут. Видимо, к императору Сартар заходил лишь доложить о своем прибытии, а то, что он только что прибыл, трудно было не понять, вид его мало отличался от нашего. Все, что мы успели до его появления, — обменяться парой фраз, перевести в слова уже сказанное взглядами, что все нормально и что поговорим потом. «Потом» случилось неожиданно скоро. В приемной нашего таинственного капитана. Много ли армейских капитанов свободно входят к императорам, называют их по имени и имеют личные приемные в императорских дворцах? Давний вопрос: «Кто Вы, капитан Сартар», просто рвался на свободу. Не вырвался. Нерешаемая загадка, гроза учащихся школы и еще один центр массового женского интереса намерения отвечать на вопросы не имел, он имел намерение их задавать. Дал нам время устроиться за столом и сделать по глотку чая, принесенного немолодой строгой дамой, и велел:
— Излагайте.
Излагал Лефлан, от Белого озера до аудиенции у императора, а след связавшего нас луча мы показывали вдвоем. Энджур воистину чудесная птица, если смог совершить чудо даже с Чаршоном Сартаром. Я впервые увидела, что он способен на проявление эмоций помимо сдержанного недовольства. В стабильной непроницаемости капитана целое мгновение жила радость. Даже уголки губ дрогнули, словно собираясь сложиться в улыбку, и жесткость взгляда разбавилась теплом. Этого скоротечного мгновения, исчезнувшего в бесконечном множестве других, мне почему-то стало жаль. И подумалось, что если существует та, кому он улыбается по-настоящему, то она по-настоящему счастливая. И захотелось немедленно увидеть улыбку Лефлана, которая делала счастливой меня. Леф на улыбки не скупился, но меньшей ценностью они от этого не становились, мне дорога была каждая.
Для улыбок времени не было. Время было излагать, отвечать на уточняющие вопросы и пить чай. На последний пункт Сартар его отдельно выделил. Между рассказом Лефлана и совсем неожидаемым:
— Ваша очередь, Эргон. Клятву о неразглашении приватной беседы императору приносили?
— Нет. Он дал право самой решать, но…
Дальше я замялась и капитан пришел на помощь:
— Но Вы еще не приняли решение. Вы не уверены стоит ли Ют-Рашу знать, что предложил император. Переживаете, что это может привести к ссоре и негативным последствиям для Ют-Раша. Могу Вас заверить, ссора возможна, защищать свою женщину — неотъемлемое право любого мужчины, но никаких преследований за нее не будет. Райбаш не все понимает и не во все верит, но он далеко не глупец, хороший друг и порядочный человек, который никогда не опустится до дешевой мстительности. А мне необходимо знать, на что он готов пойти в защите близких ему людей. Итак, что он Вам предложил?