У судьбы твои глаза
Шрифт:
Я не слышал, что он говорит. Сердце стучало до того громко, будто было намерено пробить дыру в груди и вылететь прямо в центр судебного зала. Я видел, как напрягся Алан Хьюитт, как самодовольно улыбнулся синяк Таннера, как шевелятся тонкие губы судьи Нантакетта. Я перестал дышать, пока не услышал свой приговор.
– Таким образом, суд исключает уголовную ответственность, но постановляет ответчику выплатить сто пятьдесят тысяч долларов за моральный ущерб истцу и двадцать тысяч долларов на покрытие расходов причинённого ущерба.
Моя душа провалилась в пятки. Подхалимы
Сто семьдесят тысяч. Если меня разберут на органы, то выручка вряд ли покроет эту сумму. Я погрузился в транс, даже не удосужившись ответить Таннеру на его самодовольный выпад, и лишь со второго раза понял, что Алан Хьюитт мне что-то говорит.
– Что?
– Нам повезло. Вам не предъявили уголовного наказания и не вчинили срок.
– Да уж, повезло. – Буркнул я.
– Всё могло бы быть гораздо хуже.
Уже ничего не могло быть хуже. Придётся брать кредит, чтобы выплатить компенсацию Таннеру и гонорар Хьюитту, который добился хотя бы моей свободы. Кредит, который мне могут не дать, потому что я был официально безработным. Я даже не мог устроиться в третьесортную шарашкину контору, чтобы заработать семье на кусок хлеба. Таннер позаботился о том, чтобы я получил по заслугам.
Все стали расходиться, но я до последнего не поднимался с места ответчика, пока пристав вежливо не попросил меня убраться. В коридоре меня поджидали близкие, чьи лица были так же озабоченны, как и моё.
– Шон, мне так жаль. – Ласково произнесла Камилла, обняв меня, но у меня не было даже сил ответить на её объятие. – Мы поможем, чем сможем, можешь на нас положиться.
Я взглянул на искреннее, красивое лицо невестки и устыдился себя ещё больше. Генри повезло урвать такую прелестную жену. Они с Камиллой встретились случайно, столкнувшись лбами на перекрёстке, когда каждый спешил по своим делам. Кэм работала администратором в отеле «Рочестер Марриот» и непростительно опаздывала на работу, а Генри вперился в телефон, отвечая на сообщение от поставщика краски для «Тёрнер Хаус». Они врезались друг в друга, словно сама судьба захотела свести их таким непростительным образом. И один, и другой принялись сыпать проклятьями и сами не поняли, как следующим же вечером оказались на свидании. Я был шафером на их свадьбе, которую сыграли через год после нашей с Элизабет. В то время, когда горе ещё не зависло над нашей семьёй непроглядным куполом.
– Спасибо, Кэм. Но я не имею права просить вас об этом.
– Ты слишком бледный, я сбегаю в буфет и куплю тебе воды.
Она смущённо тронула свои чёрные волосы, длинные, завивающиеся крупными кудрями, и скромно улыбнувшись, скрылась в коридоре. Что-то подсказало мне, что она не столько хотела утолить мою жажду, сколько оставить нас с братом наедине.
– Ты в норме? – Спросил Генри. – Прости, знаю, самый идиотский вопрос.
– Даже не предлагай мне деньги, или я тебя урою.
Генри совсем невесело усмехнулся и, оглянувшись вслед Камилле, так же невесело сказал.
– Прости, братишка. Как бы я ни хотел всучить тебе денег, я просто не могу. Таннер отыгрался не только на тебе. Вчера меня уволили. Заставили подписать заявление по собственному и заверили, если я откажусь, они превратят мою жизнь в ад.
То, чего я опасался. То, с чем не смогу жить. Через несколько лет таких ошибок скопится слишком много.
– Твою мать. – Вырвалось у меня. – У них нет на это никакого долбанного права…
– Есть. Они в праве увольнять, кого захотят.
– Наверняка, Кэм ненавидит меня.
– Кэм пока не знает. Я ей не сказал. У нас есть сбережения, всего двадцать одна тысяча на счету в банке…
– Я тебя предупредил. Ещё слово и меня выведут из здания за нанесение тяжких телесных. – Я зверем зыркнул на брата, заставляя замолчать. Я отнял у него работу и не собирался отнимать последние накопления. – Я не возьму ни цента у вас с Камиллой. Дьявол!
Я дёрнулся в порыве долбануть ногой по урне, стоящей у входа в зал заседания, но лишь бессильно опустился на скамейку и откинул голову на холодную стену. Зажмурился, пытаясь представить, что всё это лишь дурной сон, который длится вот уже шесть лет. Открыл глаза и увидел жалостливое лицо брата. Я всё ещё в здании суда, всё ещё без работы и всё ещё должен сто семьдесят штук. Это не сон.
– Ты не должен расплачиваться за меня. – Пробормотал я.
– Ты мой брат. – Просто ответил Генри, пожав плечами.
– Я – твоя головная боль.
– Не без этого. – Улыбнулся он, согревая своей теплотой. – Но у меня иммунитет к головной боли. Знаешь. Мы хотели повременить с этим. Подождать, пока всё не устаканится. – Генри сел рядом и храбрился сказать то, что вертелось в его голове. – Но ничего так не поднимает боевой дух, как хорошие новости. Кэм беременна. У нас будет ребёнок.
– Ты серьёзно?
– Никогда не был так серьёзен.
– Чёрт, Генри! Это же потрясающе!
Мы были не из тех братьев, что чураются собственных чувств и предпочитают неловко жаться в дверях, когда прощаются. Я заключил младшего брата в объятия и рассмеялся. Искренне, по-настоящему, радостно. Хорошие новости и правда помогают пережить плохое.
– Я так рад за вас! Камилла, наверное, на седьмом небе.
– Да, она нарадоваться не может, но чувствует себя ужасно из-за того, что творится в нашей семье. Не хочет перетягивать одеяло на себя, пока всё идёт… не слишком гладко.
– Брось. Нашей семье нужны такие новости, как эта. А вам пригодиться каждый цент из этих двадцати штук, так что даже не смей втюхивать мне эти деньги, идёт?
– Ладно. А ты пообещай, что не скажешь Камилле, что я проболтался.
– Так это заговор?
– Чистой воды.
Мы ещё раз обнялись, несмотря на то, что над нами висел дамоклов меч. Через минуту появилась Камилла с бутылкой воды и протянула её мне. Я еле сдержался, чтобы не задушить в своих ручищах и её, но лишь поблагодарил за воду и вновь напустил на себя маску отчаяния.