У заставы Ильича
Шрифт:
В такие часы очень сложной, тонкой работы по наладке стана я впервые услышал Монгера. Довольно полный, с лицом, выбритым до синевы, в пиджаке, под которым была видна цветная жилетка, он размахивал правой рукой с зажатой в ней курительной трубкой и нещадно ругал Луку Овечкина. Монтеру показалось, что сварщик выбрасывает вальцовщику плохо прогретые листы, а это может привести даже к поломке дорогостоящих прокатных валов.
Лука был одним из старейших рабочих, начинавших осваивать мастерство в 1909 году, в ту пору, когда хозяин завода француз Гужон затеял листопрокатное производство и выписал вальцовщиков из Англии. Среди приехавших был и Монгер. Некоторое время Овечкин работал под его началом. На этом основании он считал, что имеет право на особые отношения с англичанином, и потому, когда началась схватка, применил в споре тот же лексикон, что и Монгер, с той разницей, что у англичанина слова были исковерканы, а Лука выдавал их с таким смаком, что те, кто слышал эту дискуссию, посмеивались, но так, чтобы Томас Монгер этого не заметил. Ему ничего не стоило выставить неугодного из цеха, и в таких случаях не только цехком, но и завком испытывали большие затруднения. Монгер не научился новому, а школа, которую прошел он сам, сводилась не только к ругани, но и к тычкам. Поэтому, когда возникали трудовые конфликты, в завкоме выбирали дипломатические ходы, чтобы уладить дело мирным путем.
В другой раз я увидел Монгера в воскресенье, когда в цехе велись ремонтные работы, шла точка валов День выдался очень морозный. Ощущение холода еще более усиливалось от стоп прокатанного остывшего металла, от чугунных плит пола. Томас Монгер сидел около стана, в котором медленно вращались валы, и орудовал резцами. Только он владел тайной обточки валов и выполнял эту операцию с ювелирной точностью. И как он мог достигать этого на таком холоде! Его грузная фигура согнулась, пальцы стали совершенно синими, лицо багровым. Он не выпускал изо рта трубку и, казалось, совершенно не замечал, что происходит вокруг. Так за работой провел он весь день, а утрам, в шеста, часов, снова был на ногах. Он шел через пролеты, властно осматривал печи, станы, проверял, как прочищены колосники, вывезен ли шлак. Впрочем, к такому распорядку начальника цеха привыкли -и ни у кого не вызывало удивления то, что он мог появиться в цехе и в два-три часа ночи! В таких случаях вальцовщики стремились особенно точно измерять прокат, подручные становились шустрей, а сварщики с напускной строгостью покрикивали на кочегаров - кому хочется, чтобы Монгер опять начал шуметь!
А вообще-то дела в цехе шли неважно. После долгой разрухи станы только начали пускать. Настоящих мастеров своего дела не хватало. Многие рабочие были связаны с деревней и уезжали то на религиозные праздники, то на крестьянские работы, особенно на сенокос, уборку урожая. И горько было видеть, как из-за нехватки рабочих рук останавливались станы, как росли из-за халатности чьей-то бригады стопы бракованного металла. Цех планы не выполнял, а металл так был нужен возрождающейся стране.
Весной 1929 года в Москве проходила XVI партийная конференция, Наш пропагандист Никита Коротин, худой, с темными кругами под глазами, собрал молодежь в красном уголке и вслух прочитал обращение конференции, призывающее рабочих и трудящихся крестьян развернуть социалистическое соревнование за выполнение плана первой пятилетки. Пишу и думаю: мы отмечаем пятидесятилетие с момента, когда началось социалистическое соревнование. Какие огромные перемены произошли за эти годы в сознании людей, как изменилось отношение к труду?! Работа на себя, на свое общество стала делом чести, славы, доблести, геройства. Качество труда человека главная ценность, главный критерий отношения советского гражданина к Родине, главный стимул, толкающий к овладению знаниями, к изобретательству, новаторству.
Обращению конференции предшествовала впервые опубликованная в "Правде" в январе 1929 года статья В. И. Ленина "Как организовать соревнование?". На одном из занятий политкружка Никита Коротин, картавя, читал нам выдержку из статьи:
"Социализм не только не угашает соревнования, а, напротив, впервые создает возможность применить его действительно широко, действительно в массовом размере, втянуть действительно большинство трудящихся на арену такой работы, где они могут проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты, которых в народе-непочатый родник и Хкоторые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами".
Никита обладал природным даром пропагандиста. Это его высокое духовное качество определялось и той школой классового воспитания, которую он прошел в цехах завода Гужона. Представьте себе сегодня девятилетнего школьника, весело шагающего со своими сверстниками в школу. Вот в таком возрасте шагал Никита у Проломной заставы - только не с школьной сумкой, а с куском черного хлеба, и не в школу, а на завод: он работал на полировке жести, так же как и десятки его сверстников. Всякий раз, когда я пытался представить себе девятилетнего Никиту в черной, пропитанной машинным маслом сатиновой рубахе, шагающим по дымному цеху, среди раскаленных печей, грохочущих валов, меня охватывало чувство боли, тоски: было несправедливое, бесчеловечное в том, чтобы девятилетний ребенок шагал не по зеленой лужайке, а по чугунным плитам листопрокатного цеха. Как он мог все это выдержать?!
– Заметим некоторые слова Владимира Ильича,- негромко, глуховатым голосом, говорил Коротин.- Вот он пишет про таланты. А возьмите вы наш цех, хотя бы Васю Косматого. Да если он выпивать перестанет, за ним никто не угонится: ведь он на любом рабочем месте - артист!
А Буслаев? Про него в клубе прямо говорят: не будь он вальцовщиком, из него такой бы музыкант-баянист вышел - первый на всю страну! И что там говорить, Вася Буслаев и теперь на районном конкурсе приз получил.
Вернемся к работе. Почему у Александра Иванова или Гриши Руднева всегда план идет за сто с лишком процентов? Что они, двужильные? Ничего подобного, оба уже в годах. Все дело в том, что работают они с душой и в бригадах у них порядок - всегда все на месте, никаких прогулов.
Всем так и можно и нужно работать - тогда мы из прорыва вылезем,заключил наш пропагандист, и с его аргументами, при помощи которых он связал ленинскую речь с цеховыми делами и заботами, нельзя было не согласиться: все ясно, понятно, убедительно.
Говоря о прорыве, Коротин имел в виду выступление заводской газеты "Мартеновка", справедливо обрушившей на листопрокатку гнев критики. И когда на цеховом партийном собрании обсуждали это выступление, то пришли к твердому мнению - надо работать по-иному и, как призывает к этому партия, развернуть в цехе социалистическое соревнование.
Было раннее весеннее утро, когда после выходного дня на работу пришла первая смена. Сдержанно гудели печи. Высоко под потолком, чувствуя приход весны, хлопотали и возились голуби. Смазчики ходили с озабоченным видом, осматривали подшипники, готовили масленки. Мастера проверяли перед пуском станы. Вальцовщики, сварщики, складальщики стояли в первом пролете в чисто выстиранных рубахах. Так было заведено издавна - в понедельник прийти на работу в свежей рубахе.
В первом пролете раньше служили молебны. Теперь на том месте, где была икона, висели электрические часы. Безжалостно уродуя слова, Монгер говорил: - Надо, чтобы наш цех был первый во всей завод.
Стрелки часов показали ровно шесть. С мотора раздался пронзительный сигнальный звонок. Вздрогнули приводы - толстенные канаты. Огромный маховик, словно стряхивая с чугунных плеч пыль, качнулся. Перезванивая, двинулись муфты, соединяющие главную ось, запели свою песню валы. Листопрокатка двинулась в новый путь: тогда мы еще не могли представить себе, в какую гигантскую силу вырастет социалистическое соревнование.
А сейчас рабочие расходились с митинга по своим местам, и Коротин, стремясь перекрыть шум, кричал радостно и возбужденно:
– Всем докажем, что мы ударная бригада мирового пролетариата!
И эта газетная фраза в обстановке какого-то торжественного подъема прозвучала очень ярко, по-новому.
Монгеру было очень трудно. Соревнование он воспринимал по-разному. Конечно, было бы замечательно выбраться из прорыва и, наконец, справляться с выполнением плана. Это - главное. Но разве соревнование улучшит качество угля, заставит печи быстрей разогревать металл, прокатывать его в валах? Другое дело - точка валов. Пожалуй, мастер Сергей Ильин разумно рассуждает, когда говорит о том, что будет лучше, если, кроме Монгера, и кто-то другой постигнет эту тайну. Кто? Именно Ильин - у него способностей к этому больше, чем у других. Но опять-таки, если научить Ильина такому искусству значит перестать был монополистом?! Ну и что?! Не два века будет жить Монгер, всему когда-то приходит конец. Пусть Ильин и другие станут наследниками его мастерства.