Уайклифф разрывает паутину
Шрифт:
Глава первая
Красивая светловолосая девушка выглядела весьма неуместно в приемной врача – она вся просто лучилась здоровьем.
Об этом подумал старик. Он разглядывал ее, опустив подбородок на изуродованные артритом руки, сжимавшие набалдашник трости. Старик уставился на нее бесцветными, лишенными всякого выражения глазами и вспоминал других девушек с такой же кожей цвета меда, покрытой легким золотистым пушком, девушек пышногрудых, чьи нежные и гладкие щечки цвели румянцем юности, девушек, превратившихся
Об этом же подумала женщина. Своей необъятной плотью в цветастом платье она заполнила одно из плетеных кресел; ее пластиковые пакеты с покупками заняли другое. Прижимая толстыми, в кольцах, пальцами кожаную сумочку к животу, она вперилась в девушку маленькими поросячьими глазками.
А эта молодая особа, казалось, не замечала их присутствия; она сидела в фокусе солнечного луча, проникавшего в приемную через высокое окно, и рассеянно листала журнал, при этом часто поглядывая то на свои часики, то на плотно закрытую дверь смотрового кабинета.
– Сам-то доктор в отпуску, – заметил старик.
– Да, знаю, – ответила девушка.
– А подменщик что-то больно медлительный.
– Да.
– Наверное, очень старательный попался. – Старческий смех походил на глухое кудахтанье.
Дама решила, что лед сломан, и сказала:
– Вы ведь дочка Рози Клемо.
Это был не вопрос, а почти обвинение.
– Да.
– Вы вчера бабушку схоронили?
– Да.
– Шикарные получились похороны. Я тоже ходила. Одних цветов сколько… Жаль ее. Хотя теперь-то она отмучилась. Сколько ей было? Восемьдесят или восемьдесят один?
– Восемьдесят.
– Для нее такой исход к лучшему. Столько страданий, прикована к постели… Я-то помню, Элинор преподавала в воскресной школе лет этак сорок тому назад. Мы с вашей несчастной матушкой были в ее классе.
Хильде все это ни о чем не говорило. Среди провинциальных сплетен она родилась и выросла, но они все равно навевали на нее скуку, были лишь безразличным фоном, сродни бормотанию радиоприемника, когда думаешь о чем-то своем. Вот как сейчас.
В окно она могла видеть гавань, блики света, пляшущие на воде. Туда легко можно было бы добросить камень, а кажется, словно это какой-то другой мир, от которого она теперь полностью отрезана.
Один из катеров уже вернулся и покачивался, пришвартованный у рыбачьей пристани. Это Питер Скобл. Он же ушел утром на промысел. Интересно, почему он уже здесь, мимолетно подумала она. Подобные мысли вместе с обрывками прочитанного в журнале скользили по поверхности ее сознания, а в глубине зияла пустота всепоглощающей тревоги. За этой дверью, на листке бумаги…
Дверь кабинета открылась, и из него вышел, зажав в руке рецепт, невысокий сухопарый мужчина в тельняшке. Он сдержанно поздоровался с очередью и удалился.
После этого ожидание стало и вовсе нестерпимым, но вот наконец прозвучало:
– Мисс Хильда Клемо! Заходите, пожалуйста.
Врач, молодой
Девушка проследовала в кабинет, дверь за ними закрылась.
– Вот ведь нахалка! – бросила вслед дама.
– Но прехорошенькая, – отозвался старик. – Прям не знаю, в кого она уродилась такая. Не в Клемо, это уж точно. Да и Рулы – тоже смотреть особо не на что.
Но женщина зациклилась на своем:
– Знаю, негоже плохо говорить о мертвых, но она вся в мать-покойницу. Та тоже больно нос задирала. И вообще, все Рулы такие, если уж на то пошло. Помню, их батюшка держал лавку на Чёрч-стрит. Деньги брал с покупателей, будто одолженье делал.
– Когда Джимми Клемо овдовел, я был уверен, что он скоро опять женится. В том смысле, что он тогда еще был хоть куда, а этой его дочурке едва четыре или пять исполнилось, – сказав это, старик закашлялся, потом достал смятый носовой платок и сплюнул в него. – Смех, да и только! Я всегда считал, что все женщины Клемо от природы на передок слабы.
– И Эстер тоже? – не без иронии поинтересовалась женщина.
– Эстер! – От изумления старик снова зашелся в кашле. – Скажете тоже, Эстер! Лично я охотнее положил бы с собой в постель мешок обглоданных костей. Да и набожна она слишком для таких дел. Католичка, понимаете ли… – он хихикнул. – Еще бы с такой внешностью не удариться в религию!
На какое-то время воцарилось молчание. Старик уставился невидящим взглядом в окно, а его собеседница принялась изучать плакаты о вреде курения, профилактике СПИДа и гриппа.
Женщина сказала спустя какое-то время:
– Джимми Клемо скоро разбогатеет на своем кемпинге. Говорят, это просто золотое дно.
– Да уж точно – получше будет, чем фермерствовать.
Женщина бросила взгляд на закрытую дверь.
– Однако долго он с ней возится…
– Он ее, извиняюсь за выражение, обследует. Я бы не отказался побыть сейчас на месте этого молодого доктора!
– Ну и развратный же вы старикашка, Вилли Проуз!
В конце концов дверь кабинета снова открылась. Хильда Клемо, не удостоив никого взглядом, прошла через приемную к выходу.
– Мистер Проуз, прошу вас! – провозгласил молодой человек в белом халате.
Портовые сплетницы пристроились рядком на одной из лавочек. Туристы и прочие отдыхающие бесцельно слонялись вокруг гавани, поедая мороженое и гадая, чем бы себя занять в этот день. В дальнем конце пристани она увидела Ральфа Мартина, задумалась на мгновение, потом решила пока с ним не встречаться и свернула в проулок, прежде чем он заметил ее.
Худоба делала ее выше, лицо казалось еще более загорелым в обрамлении волос соломенного оттенка. На ней были джинсы и облегающая сине-зеленая маечка без рукавов с надписью белыми буквами поперек груди: «Прогулочный баркас "Прибой"». Передвигалась она легкими, неспешными шагами молодой и сильной кошки.