Уайтбол
Шрифт:
Машина подошла к огромному прогалу. Лесозаготовки: несколько домиков, неподвижный бульдозер, пара широких просек — направо и налево. Шума не слышно, людей не видно. Уже эвакуировались, надо полагать.
Некоторое время двигались вдоль штабелей заготовленного леса, потом просека закончилась.
— Прибыли, — проорал водитель. — Дальше пехом.
— Куда?
— Вон на тот просвет, — указал провожатый, и тоже повысил голос:
— Аккуратнее, тут всякой ядовитой мелочи много!
А потом спокойно добавил:
— Хищников-то уже распугали…
Группа отправилась вперед, лавируя между стволами, перепрыгивая мелкие канавы.
Минут через десять чаща резко оборвалась. Впереди, сколько хватает глаз — заболоченное поле с редкими островками березняка.
Здесь отряд разделился. Командор и биофизик отправились в зону аномалии, другие остались на границе леса — группа контроля. «Как на Земле», — подумал Ри.
— Так что, будем тоннель строить? — спросил он.
— Ну да, — ответил Арсен и опять умолк.
Прыгая с кочки на кочку, разведчики за пятнадцать минут добрались до ближайшей рощицы. Здесь командор опустился на поваленный ствол, достал из внутреннего кармана куртки маленькую бутылку коньяка и три пластиковых стаканчика. Одну «рюмку» передал Ри, вторую взял себе, третью поставил на мшистую кочку.
— Кто это все-таки был? — спросил биофизик после некоторого молчания.
— Декорации не узнаешь? — бесцветным тоном отозвался командор, опустошив свою рюмку.
Поле как поле, обычное. Таких пруд пруди в среднеросских краях…
— Он сломался после смерти Каспера, — проговорил Арсен. — Никак не хотел понять, почему уайтбол отказался оживить Влада. Я пытался ему тогда объяснить, что у мячей тоже есть свои программные ограничения. Воскрешать мертвых никому не дано, мертвые — неприкосновенная собственность Города… Ничего не слушал. Вдолбил себе в голову, мол, проклятие у него такое — разрушать все, к чему прикасается.
…Легкий ветерок пробежал по кронам юных берез. Всколыхнул ветки и утих…
— Эта идиотская великоросская упертость: долго думают, надумают какую-нибудь херню — и все, домкратом не своротишь.
Командор умолк. Вытащил сигарету, чиркнул зажигалкой.
— Ты же не курил раньше, — заметил Ри.
— Раньше я пил. А теперь некогда.
Крупная черная птица вспорхнула с болота — далеко, почти на границе леса. Пролетела над головами наблюдателей, очертила круг, направилась в сторону разведчиков. Шумно плюхнулась между кочками, в нескольких метрах от рощицы. Незнакомая птица. Гиперборейская, что ли?
Арсен даже не обернулся на посторонний звук. Сидел, уставившись на кончик сигареты… Биофизик прервал молчание:
— Если ты не в форме, может, не стоит сегодня затевать тоннели?
— Я в форме, — отрезал командор. Огляделся и произнес с глухой досадой в голосе:
— И фантазия у него убогая. На Эребе мяч вон как зажигает.
Биофизику стало не по себе:
— Не надо его провоцировать. Пойдем отсюда, Арсен.
— Пусть слушает. Лучше бы общие внешние проблемы решал, чем носиться с личными внутренними. Дезертир.
…Черная птица взлетела, исчезла в небе.
Ри не выдержал:
— А зачем он пришел на Гиперборей, по-твоему? Для того чтобы застрелиться, далеко ходить не нужно.
— Подумаешь, подвиг. Иногда мне тоже хочется двинуть на Аркадию и ускорить там появление белого мяча. Все равно это не жизнь. Только кто тогда тоннели будет строить.
…Подранки, подумал Ри. Подранки. Хищники поневоле. Люди, привыкшие плыть против. Против системы. Против естественных законов. Против безысходности. Против самих себя. Другими они уже не станут.
Он взглянул в небо. Белесое земное небо. Кусочек родины, заброшенный на другой край Вселенной.
— Зачем столько пессимизма, Арсен. Конечно, Три мира — серьезное испытание для людей: энергоемко, страшно, неуютно. Но этого следовало ожидать. Знаешь пословицу: один переезд трем пожарам равен… Вик вот мне вчера сказал, что мы — изгои. Можно и так. Перебраться из комнатушки во дворец, огородить себе уголок, размером с прежнюю комнатушку, жить в собственном доме, как изгой, и чувствовать себя соответственно… Но разве ради этого мы переезжали?
— Ну, почему же, — саркастически отозвался командор. — Мы огородили целых три комнатушки. И будем тут жить, как привыкли, и никто нам не помешает. Уайтболы могут застрелиться, Чужие — тоже. Людей не проймешь, у них все, как у людей: право сильного, личные амбиции, вокс попули, который сам подчас не ведает, что гласит… Извини, Ри. На командорском посту не получается сохранять иллюзии.
— Ты слишком торопишься. Не могут же переселенцы сразу отказаться от земных шаблонов. Считай, что это все — инфекционные хвосты от материнской культуры. Пройдет со временем.
— А если не пройдет? Если единственный способ выжить — заново построить то, от чего сбежали? Тогда можно прыгать по мирам без уайтболов, или еще чего покруче — все равно это будет погоня за собственным хвостом, — он хмыкнул и добавил:
— Инфекционным.
— Арсен, я не провидец и не командор. Наверно, не растерял иллюзии. Но в одном уверен: не может человек навязывать господу-богу свои правила игры. Не настолько он силен. Жить захочет — изменится…
Будущее
— Вот ты где, — буркнул Артем себе под нос. Потерял равновесие, упал на пол. На мягкий пол Города. На четвереньках добрался до светлячка, сунул ему переговорные клипсы и высказался:
— Я тебя целый час ищу. Ношусь, как собака, по всему Городу. А потом мне мать голову оторвет за то, что я спер… забрал резервный переводчик из жилого сектора. И в следующий раз меня в муравейник не пустят.
— Что такое собака, — белесый глаз светлячка повернулся на ножке и уставился на гостя.