Уайтбол
Шрифт:
— Животное на моей исторической родине. Собак учат находить потерянные предметы.
— Как же много всяких Чужих в вашем мире. Совсем как в нашем гиперборейском Городе.
— Откуда ты знаешь про гиперборейский Город?
— Знаю.
Переспрашивать бессмысленно. Если бы Ричи хотел ответить — ответил бы сразу. Молодые светлячки капризны и скрытны. Совсем как люди. Мать говорила — когда-то все было совсем не так…
Интересно, что означает для Ричи имя «Ричи», которое Артем ему присвоил? Ничего, наверно,
— Что ты делаешь в этой дыре? — спросил Артем.
Слово «дыра» светлячок понял адекватно. Младшие вообще хорошо понимают человеческий слэнг. Со взрослыми общаться труднее.
— Меня выгнали из жилой зоны, — ответил Ричи. Теперь он свернулся клубком, вроде гигантской кошки. Кошек Артем несколько раз видел: две штуки жили на Эребе. Самое потрясающее в этих маленьких зверьках — умение сворачиваться в клубок, совсем как молодые светлячки.
— За что тебя выгнали?
Ричи проигнорировал вопрос:
— Но я тут времени не терял. Сочинил музыку.
— Что сочинил? — обалдел Артем и машинально мигнул налобником три раза.
У взрослых светлячков считается признаком несдержанности подавать световые сигналы при непосредственном контакте, как у северян на Земле — сопровождать речь активной жестикуляцией. Но детям эта световая «жестикуляция» простительна, а Ричи и Артем еще не переступили порог зрелости — ни по возрасту, ни по статусу…
— Я сочинил музыку, — повторил светлячок.
— Офигеть. Покажешь?
— Попробую.
В уши полилась какая-то адская смесь из шумов, слогов, треска… Артем взглянул на манипуляции Ричи с приемной панелью и сообразил: декодер пытается перевести «комариную речь». Нет, не совсем: «комариная» — был бы один треск…
Через полминуты юноша заметил во всем этом безобразии какую-то специфичную ритмику. А к концу «композиции» был готов поклясться, что в творении приятеля есть определенная гармония и строй…
Ричи закончил музицировать и мигнул трижды.
— Тебе не понравилось. Но это музыка.
— Пожалуй, да. А с чего ты взял, что мне не понравилось?
— Знаю. Покажи ее композитору. Ричи Стивенсу покажи. Ричи Стивенс — перерожденный, он поймет.
Нормально. Щупальцы веером. Ладно, фиг с тобой.
— О'кей, покажу.
— Ты — второй, кто видел мою музыку.
— А первый кто?
— Город.
— Что сказал Город?
— Ничего не сказал.
— Ну, и черт с ним.
— Что такое черт.
— Какая-то сложная философская категория. Я толком не знаю. Спроси у Города.
Огромный клубок развернулся, композитор вальяжно разлегся на полу. Покрутил глазом из стороны в сторону и спросил:
— Ты сказал: мать тебе голову оторвет. Она ее действительно оторвет.
— Нет, конечно.
— У нас некоторые взрослые говорят, что мне нужно оторвать голову. Тоже не оторвут. Табу. Но очень сильно злятся.
— Чего ты натворил?
Ричи еще раз огляделся. Никого не увидел. Сообщил:
— У вас это называется «создать прецедент».
— Объясни.
— Я был на Гиперборее. Подросткам вообще нельзя выходить наружу, а я побывал на другой планете. Нарушил табу. Но мне помогал Город. Город всегда прав.
Ричи мигнул четырежды: два раза коротко — два раза длинно. Кажется, это означает сомнение, неуверенность. Или — наоборот: абсолютную уверенность? Фиг его знает.
— Взрослые считают, что Город всегда прав, — сообщил светлячок. — А на самом деле Город просто исполняет то, о чем его попросишь. Теперь они не знают, как со мной быть. Если пустить меня домой, я расскажу про свое путешествие братьям по клану. И тогда они все захотят прыгать в другие Города.
— Никогда не слышал, чтобы светлячки прыгали поодиночке.
— Только двойные, и только между Городами. Раньше не умели. Потом Город вспомнил. Давно. Нас с тобой еще не было.
— Что значит — двойные?
— Старший моего клана — двухголовый. Фаворит Города. Он очень старый, у него много воспитанников. Наш клан самый большой. У меня две личности. У каждого из нас две личности. Одна остается здесь, вторая может путешествовать. Потом возвращается.
— Чего-то я плохо понимаю… Ты одновременно там и здесь?
— Там — не совсем я. Просто вижу то, что он видит и чувствую то, что он чувствует. И решения за него принимаю. Тот, второй, очень зависимый. У него нет своей памяти. Тянет из меня и отовсюду, откуда получится. Если я умру, он долго не проживет.
— А если умрет он?
— Тогда я сойду с ума. Когда он там, я тут ничего не соображаю.
— Ясно. Ну, и как тебе Гиперборей?
— Не понравилось. Двигаться слишком тяжело. И жарко.
— А по мне — нормально, только холодно… Кстати, глянь, чего я там нашел. Хочешь — подарю. Чепуха, зато красивый.
Артем протянул другу полупрозрачный кусочек камня с золотистыми вкраплениями.
— Где нашел?
— На Гиперборее, — Артем вздохнул:
— Я тоже создал этот… прецедент. В зону уайтбол без пропуска попасть нельзя, не пустят. А я попал. Шагнул. И сбежал через тоннель на другую планету.
— Разве неперерожденные умеют шагать.
— Вообще-то не умеют… А может — думают, что не умеют. У меня получилось.
Ричи убрал подаренный камешек в «карман» — в брюшную складку, туда, где циклопы обычно носят посевной материал. Мигнул трижды:
— Теперь они не знают, как с тобой быть.
— У людей все проще, — грустно сказал Тема. — Выгонят из колледжа на фиг и отправят жить сюда, на Лету. От уайтболов подальше. Доучиваться придется заочно.
Вздохнул и весело добавил: