Убегающий от любви (сборник)
Шрифт:
Ну и сон! А и в самом деле, какую смерть я бы выбрал, если бы не проснулся? Два раза я был на краю гибели. Первый раз это случилось во время Большого Наезда…
Три человека вошли в мой кабинет без всякого предупреждения, отшвырнув секретаршу. Двое — в строгих, немного старомодных костюмах — напоминали бухгалтеров. Третий, чеченистого вида, был одет в черную кожаную куртку. Через открытую дверь я увидел, как еще два таких же кавказских чернокурточника приставили стволы к животу беспомощно набычившегося Толика. Дверь закрылась.
— Здравствуйте, — вежливо заговорил один из бухгалтеров. — Извините за вторжение, но некоторые обстоятельства вынудили прибегнуть
— Какие такие обстоятельства? — поинтересовался я, стараясь не показывать испуга.
— Вы очень подвели наших друзей. Понимаете, кредиты берут для того, чтобы их возвращать. Вы согласны?
— Согласен.
— Вот наши друзья и попросили с вами поговорить. По-товарищески. Вы поступаете очень нехорошо, ведь эти деньги из Сбербанка, а вы, я надеюсь, знаете, кто держит деньги в Сбербанке? Пенсионеры, ветераны войны… Беззащитные старики. У вас живы родители?
— Живы.
— Вот видите! Даже странно, что с человеком, занимающимся авиацией, бизнесом высокоинтеллектуальным, нам приходится вести такие… странные разговоры!
Второй бухгалтер сидел молча, тонко улыбался и неотрывно смотрел мне в глаза. Чеченистый с удивлением разглядывал полки, набитые книгами, и модели самолетов.
— Ты чей? — вдруг спросил он.
— В каком смысле?
— Крыша у тебя есть?
— Крыша есть у любого нормального человека… И если она едет, ничего хорошего из этого не получается.
— Что? Ты умный? Книжки читаешь? Сейчас будешь свои мозги с книжек собирать! — Он сунул руку под куртку. — Тебя перепаснули, ты понял?
— Погоди, — поморщился разговорчивый бухгалтер, переглянувшись с молчаливым. — Я бы вам очень советовал, Павел Николаевич, поскорее вернуть долг нашим друзьям. Они устали ждать. Если хотите, мы поможем, но тогда вам придется в дальнейшем согласиться на наше участие в вашем бизнесе. Самолетами мы давно интересуемся…
— Спасибо, но я в помощи не нуждаюсь.
— Не торопитесь. Подумайте, посоветуйтесь… Позвоните своим друзьям.
— Я в помощи не нуждаюсь! — как можно тверже повторил я.
— Смелый, да? Ты что, под ментами ходишь? — снова встрял чеченистый.
— Погоди! — снова оборвал его разговорчивый бухгалтер и повернулся ко мне. — Коллега немного разгорячился, но смешного в том, что мы говорим, ничего нет…
— Я вовсе не смеюсь. Я просто подумал, если записать наш разговор на пленку, то получится детективный спектакль…
— К сожалению, в эфире сейчас столько детективов, что взыскательный радиослушатель наш спектакль просто не заметит!
— Как знать…
— Как знать, как не знать! — заорал чеченистый. — Мы знаем, где ты живешь, и семью твою всю знаем!
— Разговор закончен, — твердо сказал я. — И дальше вы будете беседовать с моей крышей. До свидания!
— У тебя нет больше крыши, — вдруг заговорил молчаливый бухгалтер. — Тебя сдали. Счетчик включен. Деньги через неделю в это же время.
И они вышли из кабинета. Я сделал всего один звонок и выяснил, что меня действительно сдали… Чтобы развязать себе руки, жену с Ксюхой я в тот же день отправил на Майорку. Но очень скоро понял, что сопротивляться бессмысленно: спасти меня могли только деньги, а их-то как раз и не было. Сотрудников я распустил на рождественские каникулы. Со мной еще некоторое время оставался один Толик, но и его я вытолкал домой — зачем лишать жену мужа, а детей отца. Бежать не имело смысла. Какая разница, прикончат тебя в собственном кабинете или за окружной дорогой. Гораздо достойнее сидеть
Трубку я не снимал. Выслушивать поздравления с Рождеством и пожелания здоровья, когда остается жить несколько дней, — невыносимо! Почему я снял трубку, когда раздался тот звонок, до сих пор не могу понять. Это был один парень из Белого дома. Он сообщил, что подписан указ и выделены средства для целевой поддержки отечественного наукоемкого предпринимательства:
— И я сразу почему-то подумал о тебе!
Обо мне он подумал, потому что за одно бюджетное вливание уже получил от меня без звука двадцать процентов и построил себе виллу с бассейном. Я был надежный. Поэтому остался жив… А парень из Белого дома и стал моей новой крышей взамен той, которая протекла… Но и его недавно отстрелили. Это дешевле, чем отдавать двадцать процентов.
Из-за стен казармы донесся странный звук — металлическое клацанье. Я прислушался. Но звук больше не повторился. На другом конце казармы Грант даже во сне чавкал своей жвачкой.
«Нет, — подумал я, — быть убитым в разборке — плохая смерть. Я бы ее никогда не выбрал!»
Второй раз я чуть не погиб в полете. Сердобольные матери да неразумные жены иногда говорят: «Ты бы летал помедленнее и пониже!»
На самом же деле чем ниже скорость и высота, тем опаснее. Летчики хорошо знают — самолет тяжелее воздуха, а земля хоть и твердая, но остатки спикировавшей машины иной раз находят на глубине пяти метров, а в черноземе — и всех двадцати! От летчика же не остается даже мокрого места. Но чем больше запас высоты, тем больше возможностей сманеврировать, а значит, найти спасительную площадку для приземления. Гагарин погиб, потому что ему не хватило пятидесяти метров, чтобы вывести машину из пике…
Когда я выполнял проход над полосой на высоте всего лишь пятнадцати метров, фонарь кабины буквально лопнул от сильнейшего удара, а по растрескавшемуся плексигласу в передней полусфере плотным слоем разлилась кровь. Я дал газ и рванул ручку на себя — самолет свечкой взмыл вверх, набирая спасительные метры. Кровь меня испугала настолько, что я даже не сразу обратил внимание на обилие пуха и перьев.
А ведь в летной школе нам даже фильм показывали. Из пневмопушки выстреливают ощипанную тушку утки, купленной в универсаме, — и бронестекло толщиной в три-четыре сантиметра, словно резина, прогибается метра на полтора и затем, как отпущенная тетива, возвращается на место, долго еще вибрируя. Но на легких самолетах установить такое толстое стекло нельзя — оно будет тяжелее всей машины. Поэтому если столкновение с ласточкой — это только легкий испуг, встреча, например, с вороной смертельно опасна. Хрясь — и все!
Именно ворону я и поймал в тот день. К счастью, она влетела в кабину немного сбоку и только скользнула по моему шлему, обрызгав кровью и разметав по кабине пух и перья, как из вспоротой перины тети Сони. Самолет я посадил просто чудом…
Нет, это глупо и нелепо — погибнуть из-за столкновения с пернатой сволочью… Не хочу!
…Снаружи снова донесся клацающий звук. И я понял: это захлопнулась дверь самолета. Значит, звук, который я слышал раньше, — это был звук открываемой двери. Я вскочил и заглянул на верхний ярус — Катерины не было. Первое, что я подумал: эта стерва не удержалась и решила перепихнуться со Стивом. В самолете удобнее всего — на поле уже пала роса, а она у нас такая комфортная девочка! Я нырнул в кровать и стал следить за дверью.