Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
решилась на то, чему в мыслях долго противилась. Я выбрала слугу, к
которому питала доверие, он доставил мне это платье и предложил сопровождать
и оберегать меня. Я благословила преданность, которую никогда не смогу
вознаградить вполне, и, окрыленная равно надеждой и страхом, пустилась вслед
за вами, не зная устали в пути, оставив письмо, где говорила, что буду искать
приюта в Лондоне.
На этот волнующий рассказ мой супруг и я отвечали многократными
заверениями
поведению. Спустя некоторое время лорд Лейстер вышел из каюты.
— Вас, долго бывшую моей поверенной, единственной, кто был посвящен в
мою привязанность, — вновь заговорила мисс Сесил с нежностью, устремив
вопрошающий взор, казалось, в глубину моей души, — менее удивят поступки,
которые ею вызваны, чем мое в ней признание. Но даже к нему, как ни
странно это может показаться, меня побудила благоразумная осмотрительность. Я
хорошо обдумала, моя дорогая Матильда, все мое прежнее и будущее
поведение. Я видела ясно, что, пока, как мне представлялось, милорд оставался в не-
ведении о моих чувствах, сердце мое могло по-прежнему питать к нему
опасную нежность. Совершив же этот решительный шаг, я поставила лорда Лей-
стера судьей над собою и впредь буду поступать со строжайшей
осмотрительностью. Я знаю, что вы в своем великодушии, видя лишь лучшее во мне,
могли бы пожелать, чтобы я осталась при вас, и как могла бы я устоять против
столь милого приглашения? Ах, только заставив молчать самого
красноречивого ходатая! Лорд Лейстер теперь никогда не сможет стать для меня
поводом к этим опасным мыслям. Где бы вы ни надумали поселиться, я удалюсь в
монастырь по соседству и там буду жить как пансионерка. Всегда слыша о
вас и иногда видя вас обоих, — добавила она, и голос ее прервался
рыданием, — я буду считать, что все мои желания осуществились. А до тех пор, я
верю, вы не пожалеете доли для меня в опасности, грозящей лорду Лейстеру.
— Ах, вы мало знаете меня, — возразила я, ласково пожимая ее руку, —
если думаете, что я пожалела бы для вас доли и в его счастье. Никогда, нежная,
великодушная девушка, никогда более мы не расстанемся. Никогда лорд
Лейстер не мог бы надеяться, а его жена опасаться, что вы, возвышенная
душа, совершите нечто неподобающее. Живущие одним и тем же чувством, мы,
которых природа создала подобными друг другу, преступили бы ее законы,
расставшись.
— Не скрою от вас, милый друг мой, — ответила она со свойственной ей
благородной безыскусностью, — что я ожидала от вас этого проявления
великодушия, но оно лишь укрепляет меня в моей решимости, и я сердцем
чувствую, как осудили бы вы меня, случись мне поколебаться.
В моей душе разлилось давно не испытанное мною чувство безопасности,
чувство благодарности к моему чудесному другу. Между тем день подошел к
концу. Лорд Лейстер позвал нас полюбоваться прелестью наступающего
вечера. Мы поднялись на палубу и расположились в шлюпке, закрепленной там.
Все страхи, все надежды, казалось, на время отступили, и для каждого из нас
эти мгновения заключали в себе всю жизнь. Легкий ветерок, играя, наполнял
белые паруса, судно уверенно и плавно разрезало зеленые волны, и их
гребни, причудливо посеребренные полной луной, распадаясь, одни лишь
оживляли спокойствие ночи. С умиротворенной радостью я переводила взгляд с
любимого на подругу, с подруги на любимого. Кроткое светило с одинаковой
лаской касалось сиянием их лиц. Мужественная нежность была в обращении
лорда Лейстера со мной, благодарная почтительность — в обращении с мисс
Сесил, сама же прелестная Роз, сердцем зная, что она вправе гордиться
собой, с благородным достоинством принимая то место, что принадлежало ей в
наших сердцах, не помнила о том, что мешало ее счастью быть полным.
Такие благодатные затишья в жизни, знакомые только любящим, укрепляют
душу так же, как они укрепляют тело, и лишь они дают нам силу вынести все
прошлые и грядущие беды. Душевное спокойствие располагало к
счастливому отдыху, и сон предъявлял свой счет за долгие часы усталости и страха.
Милорд настоял на том, что он останется на палубе: тихая, теплая погода —
хотя уже стояла поздняя осень — делала такой ночлег неопасным. Мисс Сесил
и я наконец согласились занять единственную убогую постель, на которой,
однако, мы отдохнули так, как нечасто можно отдохнуть во дворце.
На следующее утро картина резко переменилась, мгновенно разрушив
наш покой и довольство: полнолуние принесло перемену погоды, ветер круто
изменил направление; мучительная болезнь — порождение морской стихии —
одинаково поразила меня и мисс Сесил, заглушив даже чувство опасности. В
угрюмом изнеможении взирали мы на ревущие волны, в провалы которых
воображение не осмеливалось заглянуть, и, чувствуя, как нас относит назад, к
берегам Англии, не имели ни физических, ни душевных сил оплакать свой
жестокий жребий. По счастью, милорд был более привычен к морю,
неподвластен его воздействию и делил свои силы и время между утешением