Убить Первого. Том 3
Шрифт:
«Это была случайность. Мне ничего не угрожает», — мысленно проговорил он и, найдя в себе смелость, продолжил разговор.
— О каком цикле в… ты говорил? — осторожно спросил он, с трудом заставив себя сохранить старую манеру общения, — Ты знал меня раньше?
— Ты не понимаешь? — прищурился кот, проигнорировав вопросы, — нет… ты не помнишь, верно? Ты не вспомнил всё… да… — забормотал он, покачиваясь на лавке.
— Прошлую жизнь я вспомнил, может и не всю, но достаточно.
— Прошлую жизнь, и только? — перебил его зверь и, разочарованно вздохнув, добавил, — значит, не помнишь. Впрочем, оно и к лучшему, наверное…
— Что?
— Не важно, — покачал головой кот, — ты вспомнишь, когда придёт время. Уж поверь.
— Когда
— Знал ли? Это двенадцатая наша встреча, — фыркнул кот, — да-а, много времени прошло.
— Двенадцатая? Ты… был моим другом?
— Шесть раз ты пытался меня убить, — хохотнул кот, глянув на Эдвана с хитрым прищуром.
— А других шесть?
— А других шесть, — вздохнул он, — как получалось. Впрочем, это совсем другая история.
— Грёбанные загадки!
— Всему своё время, — пробормотал кот и затих.
Он снова ушёл в себя, перестав обращать внимание на Эдвана, словно его тут и не было. А парень, в свою очередь, напряжённо размышлял над словами старика. По всему выходило, что они знали друг друга. Причём, видимо, относительно хорошо. И не всегда были друзьями. Вот только в воспоминаниях Армана о сражениях, которые Лаут помнил относительно неплохо, нигде не проскальзывал мелкий лесной кот, да и вообще, зверолюдей-кошек в них практически не было. Как и других зверолюдей. И это показалось Эдвану странным. Чтобы среди стольких воспоминаний о сражениях не попалось ни единой битвы с членами клана Святого Кота, который, по словам Самира, насчитывает более полутора тысяч лет истории… Немыслимо! Значит, либо воспоминания его были не полными, либо…
— Как ты узнал? Кроме слов, конечно, — произнёс Эдван, оторвав старика от глубоких раздумий. Кот повернулся и, несколько долгих мгновений глядел на парня так, словно позабыл, где находится, после чего встрепенулся, как ото сна, и медленно ответил.
— Как узнал? Если отбросить язык да мою феноменальную память на ваши людские рожи, то тебя с головой выдала сила.
— Сила? — не понял Эдван.
— Чтобы на четвёртом ядре иметь атру по плотности не уступающую границе с Озером, просто гением быть мало, ибо дорога к правильному сгущению трудна, — вздохнул кот с таким видом, словно объяснял самые банальные вещи, — её невозможно досконально объяснить словами, или обойти, как не старайся. Чтобы понять процесс, его надо прочувствовать хотя бы впервые… потому-то даже гении не добиваются таких высот раньше седьмой ступени и преодоления второго барьера. Идти к вершине в первый раз всегда приходится вслепую, на ощупь, руководствуясь лишь общим направлением пути, но не тем, кто идёт этой дорогой вновь. А вновь, — кот усмехнулся, — вновь в эту реку может войти либо тот, кто побывал за гранью, либо мастер Моря, что проходит «возвращение к истокам». И на Море ты, уж извини, не тянешь, я бы почувствовал запечатанное могущество.
— Но ведь я мог… — Эдван хотел сказать «сжечь ядра», но тут же отбросил эту мысль, как глупость. Сжигание не способствует укреплению сосуда и сгущению, скорее, наоборот… — нет.
— Именно… скажи, Лаут, что ты помнишь? — осторожно поинтересовался кот.
— Школу, старого мастера, — задумчиво произнёс Эдван, — Агнара, кое-какие слова творца и магические знаки, своё имя. И битвы. Много битв против полчищ тварей. Мерзких, жестоких… даже слишком много… и схватку с Мо, — произнёс он, невольно дотронувшись до шрама на груди, — смерть. Только я никак не пойму, почему среди стольких сражений я не замечал никого из вас. В смысле, кошек.
— Кое-какие воспоминания, всё же, остались, — пробормотал старик себе под нос, — далёкие, отрывистые… что ж. Значит, со временем ты действительно всё вспомнишь.
Они замолчали, погрузившись каждый в свои думы. Эдван напряжённо пытался вспомнить, где он мог видеть этого старого кота, да прокручивал в голове их разговор, ища подсказки. Впрочем, за десяток минут он так ни до чего и не додумался. Мысли сами собой соскочили на зверолюдей из клана, с которыми он путешествовал последние несколько дней. Удивительное дело, но, несмотря на неприязнь некоторых, никто из них не стремился причинить ему никакого зла. Даже ночью.
— Старик, а… — заговорил Эдван, но замолчал, пытаясь получше оформить свои мысли. Ему вспомнилось то довольно нетипичное для тварей учение, которое упоминал Самир ещё в плену у фоциан.
— Ты хотел что-то спросить?
— Да. Самир упоминал какое-то учение вашего священного предка. О том, что не все люди злы и…
— Оно, вообще-то, о том, что разумных следует судить по делам, и обходиться без глупых предрассудков, — усмехнулся старик, — это если коротко. В конце концов, все мы вышли из лесу в своё время. Просто люди на несколько тысяч лет раньше, вот и считают нас глупыми животными.
— Видимо, не все, — улыбнулся Эдван, — раз уж возникло такое учение.
— Ты мог бы, конечно, вспомнить и сам, — смерив парня насмешливым взглядом, проговорил кот, — но эту историю я, так уж и быть, расскажу снова. Когда-то… — хрипло проговорил зверь, с грустью глянув в небо, — когда-то очень, очень давно, я был самым обычным котёнком. Мать учила меня ловить мышей у амбара, а я всё пытался ловить хозяйских куриц. И удирал от петуха. Да, тебе не послышалось, — кивнул кот на невысказанный вопрос Эдвана, — я жил в человеческой деревне, у простой семьи. В те года Первый ещё не успел развернуться. Лишь уничтожил тогдашнюю великую империю, что осталась разом без своих сильнейших мастеров, которые сгинули в схватке со старым Хранителем. Но это было далеко от нас, и дар в зверях только-только начинал пробуждаться.
«Это… сколько же ему на самом деле лет?» — невольно подумал Эдван, но не посмел перебить. А старик продолжал рассказ:
— Мой пробудился, когда мне исполнился год. Я не сразу сообразил, что это, понял лишь, что какая-то сила пыталась приказать мне напасть на людей. Но, вот незадача, — хмыкнул кот, — люди, в чьём доме мы жили, всегда были добры ко мне. Особенно, их младшая дочь, и я не подчинился. Думал, просто показалось. Не понимал, что мой дар — это что-то ненормальное. Только через пару лет, к середине ступени колодца, я начал осознавать, что отличаюсь от прочих. Силой, способностью чуять эту странную энергию, разлитую в воздухе. Я начал чувствовать, что люди как-то странно на меня смотрят. Особенно, отец семейства. В воздухе висело какое-то напряжение. Непонятное, тревожное. А потом… а потом на деревню налетела стая волков. Я убил десятерых, защищая ту девочку, и тогда-то их опасения подтвердились. Люди поняли, что я такой же, как и опасные твари из леса. Одарённый…
— Они боялись тебя?
— Взрослые, — сказал кот, грустно покачав головой, словно вновь переживал эпизоды из далёкого прошлого, — я чуял их страх, но не понимал его. А на следующую ночь в дом пришли одарённые мужики из деревни. Отец семейства позвал их по мою душу. Это было больно, — старик дотронулся лапой до пушистой груди, — я ведь помогал им. От смерти спас, и вот такая благодарность. Там бы я и помер, если бы не женщины. Мать, сжалившись, задержала их каким-то глупым разговором, а девочка вынесла под платьем за забор и велела бежать. Она плакала в ту ночь, как сейчас помню. Кричала: «спасайся, котя», прощения просила. И я убежал. Собственно, вот и вся история. Я не озлобился на людей за тот случай, а когда осознал себя полностью, пришёл к тому, что судить разумных надо по поступкам. И такой подход прошёл проверку временем. Взять хотя бы тебя, — хохотнул кот, — несмотря на те шесть недоразумений, пару раз ты спас мне жизнь. За что я благодарен. Поэтому, и котятам своим я всегда пытался вложить в голову это, нехитрое, в общем-то, правило.