Убить ворона
Шрифт:
– Давно не видел тебя, Константин Дмитриевич. Нельзя нам надолго расставаться. Ну да ладно, издержки знакомства со службой. Обещаю больше не бросать вас. Виточка, – Малютов поднял трубку внутреннего телефона, – отключи нас на полчаса ото всех, от кого возможно. Ну вот, теперь никто нам не помешает потолковать. Знаешь, Константин Дмитриевич, мы ведь теперь должны держаться друг за друга, как влюбленные в «Титанике». Не согласен?
– Слишком возвышенная аллегория. Я такими образами, Юрий Юрьевич, не мыслю.
– Напрасно, наше время подбрасывает еще более причудливые сочетания. Тебя, вероятно, пугает моя фамильярность, но ведь это всего лишь форма, а суть проста – наш альянс не просто поможет усидеть нам в креслах, но, возможно, поможет уцелеть и нашей совести. Мне чего-то не хочется ее, бедную, совсем придушить. Чего молчишь?
– Думаю. У меня сегодня собаку покусал один гангстер-бультерьер, и то я мучаюсь, что не смог защитить, а вы о совести в таком глобальном масштабе, – неожиданно признался Меркулов.
– В том-то и дело, великие дела обычно съедают великие идеи. А знаешь почему?
Меркулов молчал, вопрос был задан риторический.
– Потому что под великие дела вербуют множество баранов, которые готовы продолжать путь туда, куда пути, в сущности, нет, даже когда вождь почил в бозе. Людская глупость неостановима.
Меркулов с удивлением подумал, что где-то совсем недавно он уже слышал эту мысль, с каким-то другим окрасом, но очень похожую.
– Вот, пожалуйста, – Малютов вздохнул, словно мехи гармошки растянул ухватистый гармонист, – полюбуйся. Нас уже обвиняют во взяточничестве. По некоторым данным, вор и рецидивист Чирков готовится к побегу. Каково? – Прокурор бросил на стол согнутый в четыре раза сегодняшний номер газеты.
Меркулов внимательно просмотрел заметку с пародирующим детскую сказку названием: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, а от тебя, Малютов, и подавно уйду…»
– Вы расстроены, Юрий Юрьевич?
– Ничуть. Мне нужны материалы на Чиркова, весомые, доказательные, с полной картиной его поганой жизни. Должен же я, наконец, заявить миру о своем малютовском правлении. Почему же не с дела Чиркова? По-моему, типчик достойный?
– Достойный, без сомнения. Именно поэтому торопиться не следует. Понимаете, Юрий Юрьевич, тут не все просто, как кажется на первый взгляд. Вот есть у нас картина преступления, мотивы, потерпевшие, но чует мое сердце, что-то ускользает, где-то ниточка рвется.
– Выражайся яснее, Константин Дмитриевич. Чего тебе там никак не удается схватить?
– Яснее некуда. Кто-то стоит за Чирковым.
– Ага-а, – Малютов с шумом откинул свое грузное тело на спинку кресла и возложил руки замком на живот, где напряглась, готовая вырваться, пуговица его модного пиджака. – Думаешь кто?
– Кто-то очень сильный – по характеру, по должности, по страху, какой он наводит на Чиркова. Не знаю. Честное слово, Юрий Юрьевич, ума не приложу, как к этому боссу подобраться. Чувствую только, просто так нам Чиркова не расколоть. Какой-то зацепки не хватает.
– Копай, копай, Константин Дмитриевич. Такие авторитеты, как Чирков, не каждый день попадаются. Это дело чести и совести. За него нам и на том и на этом свете воздастся.
Прозвенел телефонный звонок. Виточка была точна, полчаса аудиенции у Генпрокурора истекло.
– Что еще у тебя, Константин Дмитриевич? – Малютов прижал к уху трубку. – Еще пять минут, Виточка.
– Вы дали распоряжение прекратить дело по происшествию в Новогорске.
– Ну и что? По-моему, с этой авиакатастрофой все ясно. Комиссия расшифровала «черный ящик». Отказали моторы. Дефект Харьковского завода. У нас нет лишних денег.
– По-моему, речь идет о серьезном государственном преступлении. Возможно, о хищении в особо крупных размерах, о левых продажах военных самолетов за рубеж.
– Ты смеешься, Константин Дмитриевич. Это совершенно невозможно. Самолет – не автомат и даже не танк. На каждый истребитель готовится специальная документация, подписываются такие бумаги самим Президентом. Их не подделаешь. Понимаешь, что ты говоришь? Твое предположение невероятно. – Малютов несколько раз в волнении растянул свои легочные мехи.
– И все же даже самое невероятное может стать реальностью. Разве мы с вами не знаем, что самые невероятные версии как раз имеют место быть в нашей профессии?
– Доказательства? – прохрипел Малютов.
– Доказательства пока весьма смутные. На уровне предположений. Авария в Намибии, аналогичная новогорской, всего год назад. По нашим данным, «Антей» перевозил не самолет «Су», а всего лишь металлолом, никому не нужные железки.
– Не может быть! Почему же это не всплыло тогда, при изучении катастрофы в Намибии?
– Кто-то был чрезвычайно заинтересован замести следы. К тому же это оказалось несложным в далекой африканской стране. Речь идет о больших деньгах, Юрий Юрьевич. Вы знаете, что вчера мне позвонили из Белого дома. Знаете эту формулировочку – «Вы там внимательно разберитесь с Новогорском». Так тут почти угрожали. Требовали прекратить дело по новогорской трагедии.
– Вот как?
– Да. Вы же сами говорили о «Титанике». Не хочется, чтобы совесть утонула в море «зеленых».
– Вот что, Константин Дмитриевич. Даю тебе два дня. Лети в Новогорск сам. Только два дня. Жду точной формулировки происшедшего и доказательств вины конкретных людей. Если, разумеется, есть люди, виновные в этой страшной трагедии. Да, кто у тебя там занимается этим делом?
– Турецкий Александр Борисович.
– Не знаю. Не успел познакомиться.
– Один из лучших наших следователей. Исключительно честный и ответственный человек. Смелый, умный, обаятельный.
– Но-но, хватит. Увидим на деле. – Уже минут пять, как разрывались наперебой три телефона на столе Генпрокурора. Но прежде чем взять трубку, Малютов остановил Меркулова у дверей кабинета ехидным окриком: – Ты, Константин Дмитриевич, поосторожней раздавай эпитеты своим подчиненным. Перехвалишь.