Убитое счастье
Шрифт:
От подобных мыслей становилось горько на душе. Но такова была правда: страшная правда, от осознания которой никуда не деться.
Пока мать находилась в спальне, Игорь прошмыгнул в ванную. И сразу понял, что огорчило жену.
Все их грязные вещи, ожидающие стирки, небрежным комком были брошены в наполненную водой ванную. Среди них Юлина блузка.
Она купила блузку два дня назад. Успела лишь примерить и оставила в ванной, чтобы выгладить и одевать ее в особенно торжественных случаях. Теперь все безнадежно испорчено. От линяющих вещей вода приобрела фиолетово-зеленый оттенок, и вряд ли мокнущая в ней одежда подлежала реанимации.
Игорь не понимал, зачем мать это сделала. Происходящее не вкладывалось в рамки здравого смысла.
Он не хотел думать о плохом. Вряд ли мать собиралась нарочно испортить их вещи. Она просто хотела показать, какая Юля плохая хозяйка.
Мол, пока мама не приехала, сыну вещи постирать некому. И не только сыну, а и самой хозяйке. Пусть ей будет стыдно.
Вот только беда в том, что мать и дома особенно стиркой не увлекалась, одевалась под стать бомжихе, прикрывая собственные лень и неумение богоугодным аскетизмом. Но даже старушки в церкви, куда она пристрастилась ходить несколько лет назад, одевались гораздо аккуратней.
Грешно плохо думать о матери, даже, если она того заслуживает, а уж ругаться с ней вообще смысла не было.
Бесполезное занятие, да и зачем?
И хотя в Игоря все кипело внутри, он пересилил себя, пообещал держаться, как ни в чем не бывало, будто, ровным счетом, ничего не произошло.
Почистил зубы, умылся и поспешил к Юле. Она сейчас, как никто другой, нуждалась в его поддержке и внимании.
— Не волнуйся дорогая, — сказал, плотно затворив за собой дверь. — Это — ненадолго. А блузку мы тебе новую купим.
— Я уже успокоилась, — Юля даже улыбнулась. — Хорошо, что у меня есть ты, и хорошо, что ты меня понимаешь. Ради нашего счастья я готова выдержать все, что угодно.
Это были не просто слова. За ними были три года жизни, нет, не жизни — мучений в одной квартире со свекровью. И Игорь ничуть не усомнился в их искренности.
А его мать уже хозяйничала во дворе. В тазике вынесла «постиранные» вещи на улицу и, не выкрутив, даже не удосужившись их расправить, развешивала на веревке.
Они вдвоем наблюдали за ее действиями в окно. Игорь боялся, что Юля снова огорчится, но она вдруг рассмеялась.
— Если отбросить трагизм, то ситуация выглядит забавной, — сказала она, и Игорь тоже улыбнулся.
На завтрак Юля сварила яйца и поджарила гренки. На что-то более существенное не хватило настроения. Но свекровь и этого не попробовала. Отказавшись от кофе, она хлебала из большой чашки, специально заваренный для нее Игорем чай и, как вчера вечером, налегала на бублики.
Вид у нее был высокомерный, торжествующий. Восседала в торце стола, словно матрона, изредка бросая испепеляющие взгляды на невестку.
Заикнулась было о том, что Игорь плохо выглядит, что, наверное, они голодают. Но Юля, молча, достала из холодильника колбасу, масло, недоеденные раньше котлеты, поставила все перед свекровью, и та заткнулась. Насупилась обидчиво. Настроения это не добавляла, атмосфера за столом ужасно тяготила, однако, лучше так, чем выслушивать заунывные нотации.
Только молчание длилось не долго.
— Здесь страшно жить, я вот читала и по телевизору показывала…
И пошло, поехало.
О разбое, насилии, маньяках. Нудным тягомотным голосом, от которого не то, что Юлю, родного сына воротило.
Дальше, естественно, все плавно перешло на невестку. Мол, встречаются такие… (многозначительная пауза), соблазнят невинного ягненка, сведут с пути истинного…
Юля демонстративно встала из-за стола, и ушла кормить собаку. Игорь вынужден был сидеть и слушать. Благо, от ворот раздался автомобильный сигнал.
— Кто там? Кто там? — испуганно встрепенулась мама. — Что им надо? Не ходи. Пусть едут своей дорогой.
Игорь поднялся и направился к калитке.
— Привет, зятек, — как всегда бодро, приветствовал тесть. — Не ждали гостей, а мы — приперлись! Так что встречай! Мне Варя уже все нутро выела, мол, хочу посмотреть, как доченька устроилась.
Варвара Степановна выбралась из машины и скромно стояла у калитки.
— Проходите, — слегка растерялся Игорь.
Он очень уважал Юлиных родителей, и ему совсем не хотелось, чтобы они встречались с его матерью. Было заранее стыдно и неудобно за нее.
— Варвара, ты иди, а мне Игорек поможет.
Он поднял заднюю дверцу «Нивы», там лежала большая упаковочная коробка.
— Решили вам с Юлей подарочек на новоселье сделать.
Игорь улыбнулся, судя по подаркам от тестя, новоселье у них едва ли не каждый день.
— Что это? — поинтересовался.
— Стиральная машинка, полный автомат, как объяснили. Я в такой технике не очень силен. Но все, какая-та подмога дочери…
Вдвоем они подняли коробку, она, была громоздкой, но не тяжелой, и занесли во двор.
— О, — заметив мать, удивился Василий Петрович, — Надежда Сергеевна… И вы здесь. Доброе утро! Как ваше драгоценное здоровье?
— Я к сыну приехала, — ответила сухо, ощетинившись.
— Вот и хорошо. Давно вас не видели. Я там пирожков напекла, сейчас чаю попьем, — предложила Варвара Степановна. — Юленька, доченька, а я смотрю, где ты?
Юля выбежала из дома счастливая, обняла мать, поцеловала.
— Какая ты румяная, шустрая стала.
Взгляд тещи наткнулся на висевшую, на проволоке стирку.
— Что это? — изумилась она.
Юля промолчала, лишь глазами на свекровь покосилась.
— А… Ну, ничего, доченька…
Стиральную машинку занесли на веранду, распаковывать пока не стали. Мать окинула коробку брезгливым взглядом, вышла на улицу и ушла куда-то вглубь двора.
— Нелегко вам с ней, — заметил Василий Петрович.