Убийца с крестом
Шрифт:
– И еще один полицейский был на свадьбе. Красивый мексиканец.
– Наполовину мексиканец, наполовину ирландец. Но он ушел из полиции.
– Да?
– Он стал актером. Сразу после каникул начнет сниматься в одном фильме в Мехико.
– Я не знала.
– После этой истории у него было много предложений. С тех пор он все время снимается.
Вернулся официант с шахматными волосами. Уэнди заказала шпинат и шабли. Голд долго изучал меню: Какие-то диковинные пиццы, салаты для гурманов, торты с пикантными наполнителями,
– Гамбургер, – наконец сказал Голд.
Официант покровительственно улыбнулся.
– С авокадо, сэр?
Голд улыбнулся в ответ.
– С луком. И побольше майонеза.
Официант ушел. Голд чиркнул спичкой, зажег потухшую сигару.
– И мне, папочка. – Уэнди порылась в сумочке, вытащила сигарету.
– Ты-то когда начала? – Голд дал ей прикурить.
Уэнди затянулась.
– Забыл? Той ночью.
Они долго молчали. Потом Голд увещевающим тоном сказал:
– Все же это нехорошо.
Уэнди улыбнулась, погладила его по руке.
– Папочка, я подала на развод.
Голд кивнул.
– Думаю, ты права. – Глаза его сверкнули. – Подожди-ка. Ты потому пригласила меня? Хоуи беспокоит тебя? У него хватает наглости предъявлять права на Джошуа?
– Нет, нет. Ничего подобного.
– Если он на что-то такое осмелится, скажи мне. Я с ним разберусь по-своему.
– Папочка, – у Уэнди тоже загорелись глаза, – это как раз то, чего я тебя прошу не делать. Оставь Хоуи в покое. Он тебя до смерти боится, и я прошу тебя не трогать его после того, как развод будет завершен. Что случилось, то случилось. Ничего изменить нельзя. Но я знаю, какой ты злопамятный. Обещай мне, что оставишь Хоуи в покое.
Голд жевал сигару.
– Кроме того, он достаточно настрадался. – Голд ухмыльнулся, но она продолжала: – Он потерял жену. Он потерял сына. И я слышала, что его выгоняют из фирмы.
– Сам виноват.
– Это убивает его, папочка. Я понимаю, он жалкий человечек. Наркоман к тому же. Но, какой бы он ни был, он отец Джошуа. Пусть он не муж мне, но всегда будет отцом твоего внука. Обещай мне не обижать его. Обещай не мстить ему. Обещай.
– Уэнди, уж не думаешь ли ты, что твой старый...
– Папочка, я слишком хорошо тебя знаю. Обещай мне.
Голд взглянул на нее поверх сигары.
– Тебе адвокатом бы быть.
– Обещай!
Голд махнул рукой.
– Хорошо. Я никогда близко не подойду к этой маленькой вонючке. Обещаю.
– Честное слово?
– Богом клянусь. Жизнью моего внука. Официант принес Уэнди белое вино. Она попробовала, потом опять обратилась к отцу:
– Это одна причина, почему я хотела встретиться с тобой. Но есть и другая.
Голд сделал большой глоток пива, негромко рыгнул.
– Пли, Пирожок. – Он лукаво улыбнулся ей, как улыбался, когда она была маленькой. – В полиции так говорят. Пли.
– Я еду в Израиль.
Голд
– Здорово, детка. Сам всегда хотел съездить. Когда едешь?
– Сегодня ночью. Мы летим до Нью-Йорка, потом из Нью-Йорка до Тель-Авива.
– Кто «мы»? Кто едет с тобой?
– Джошуа и я.
– Долгий полет для такого малыша. Ты уверена, что с ним все будет в порядке?
– Ну, он молодец. Я за него не волнуюсь.
Голд пожал плечами, поднес к губам кружку с остатками пива.
– Ты мать, тебе видней. А когда вернешься?
Уэнди перевела дыхание.
– Мы не вернемся, папочка.
Голд опустил кружку.
– Не понял, Уэнди.
– Я уезжаю в Израиль. Эмигрирую. Я воспользуюсь правом, данным мне от рождения. Я еврейка. Я приму израильское гражданство. И Джошуа тоже. Мы едем домой.
Пораженный, выбитый из колеи, Голд не находил слов. – Ты... ты не сделаешь этого.
– Почему?
– Потому что... потому что ты американка.
– Голда Мейр тоже была американкой.
– Это не то.
– Почему не то?
– По рождению она иностранка. Голда Мейр родилась в России.
– Папочка, все евреи, родившиеся не в Израиле, иностранцы.
– Что сказала твоя мать? Что думает об этом Эвелин?
Уэнди закурила новую сигарету. Упрямо сжав губы, посмотрела на отца.
– Она против, изо всех сил против. Чтобы ты мне сейчас ни сказал – я все уже слышала от мамы и Стэнли. И не изменила своего решения.
Голд заикался от злости. Он не помнил, чтоб когда-нибудь так сердился на дочь.
– Уэнди, это безумие. Какого черта ты будешь делать в Израиле? Одинокая женщина с ребенком. Не обижайся, но ты дитя Беверли-Хиллз. Мы все очень любим тебя, окружали заботой, баловали. Что ты собираешься делать в Израиле? Вступишь в киббуц? Станешь фермершей? Поля будешь обрабатывать? Ты обломаешь ногти, от солнца появятся морщины. А как ты будешь воспитывать Джошуа? Как коммунисты?
Она засмеялась, ласково покачала головой.
– Папочка, папочка. Я не вступлю в киббуц. Ты помнишь Лори Фрэнкель? Мы вместе учились. Так вот, у нее магазин подарков в Иерусалиме. Обслуживает в основном христиан-паломников. Она открывает новый филиал, недалеко от Вифлеема, я буду там вести дела. Если повезет, выкуплю магазин, стану компаньоном.
– Я помню Лори Фрэнкель, – сказал Голд. – Она старая дева?
– Папочка! Она замужем за израильским летчиком. У них двое детей. Как видишь, Джошуа будет с кем поиграть.
Голд откусил мокрый кончик сигары, уставился на нее.
– Ты все это затеяла из-за того, что стряслось с тобой?
Уэнди старалась не смотреть на него. Она погасила вновь закуренную сигарету, пригубила вино.
– Наверное, и поэтому...
– Эта скотина Хоуи! – воскликнул Голд. Люди за соседними столиками уже оборачивались на них. – Уэн, не позволяй этой гадюке разрушить твою жизнь.