Убийца
Шрифт:
Если Сней был неограненным бриллиантом, то Аттар был ромбовидной гремучкой своей эпохи. В бурном мире международной торговли оружием в восьмидесятые годы он наносил быстрые и смертоносные удары. Достигнув определенного возраста, Аттар хоть и незаметно, но замедлял темп. Но, как бы то ни было, Сней теперь был полностью согласен. Сделав состояние на гладиолусах, он перешел к торговле автоматами Калашникова, пулями и боевыми вертолетами.
Аттар постепенно переложил некоторые из своих наиболее обременительных обязанностей на плечи своего
Сней никогда не жаловался на эти обязанности. Его партнерство с огромной оружейной империей ан-Насара сделало его сверх меры богатым. В качестве дополнительного преимущества у него был острый аппетит к некоторым наиболее неприятным вещам, которые нужно было делать.
Его жажда крови осталась неизменной. Он находил выходы, всегда осторожные и хорошо скрытые как от полиции, так и от аристократического общества Лондона, принятия которого он теперь так отчаянно искал. Ему по-прежнему нравилось убивать, но теперь уйти от наказания было настоящим кайфом. О его убийствах иногда писали газеты, но полиция не имела ни малейшего понятия.
Этим вечером двое мужчин ужинали в одиночестве в одном из небольших ресторанов Бошампа, который, по мнению некоторых, был самым эксклюзивным из крошечного кружка действительно первоклассных отелей Лондона. Они наслаждались вечером в читальном зале, дыша тем же разреженным воздухом, который можно найти в «Кларидже» или «Коннахте»; воздух, состоящий из примерно равных пропорций кислорода, азота и денег.
Сказать, что комната была великолепной, было бы преуменьшением. Комнату заполнила мебель из атласного дерева и дерева, покрытая бледно-розовым и серым парчовым атласом, а на никелированной стойке стояли бронзовые статуи. Прежде всего, огромная хрустальная люстра мерцала под позолоченным куполом на потолке.
Сней открыл свой золотой портсигар и достал одну из своих фирменных сигарет. Длинные, тонкие, в желтых обертках, они издавали характерный запах, который некоторым находился явно неприятным. Снай бин Вазир коснулся кончика своего золотого «Данхилла» и зажег.
«Самые необычные сигареты, — сказал ан-Нассар. — Я хотел спросить вас: что это такое?»
«Я покупаю их у дилера в Ираке», — сказал Сней, выпуская тонкую струйку дыма вверх. «Их зовут Багдадди».
«Багдади?» — сказал ан-Нассар, улыбаясь. «По крайней мере, имя довольно чудесное».
Сней повернулся, чтобы предложить сигарету загадочной женщине в завуалированной пурпурной чадре, которая повсюду сопровождала ан-Насара. Говорили, что она была невероятной красавицей из Парижа, но Сней никогда не видел ее лица. И не слышал, чтобы она произнесла ни слова.
«Она не курит», — сказал ан-Нассар.
«Она не говорит», — ответил Сней.
«Нет.»
«Чем она занимается?»
Аль-Нассар посмотрел на своего друга с улыбкой сатира и взял вино. — Как пожелаешь, — сказал он, лаская ее руку.
— Как ее зовут, могу я спросить? — сказал Сней.
«Баклажан».
Сделав глоток «Лафита» 48-го года из своего кубка, бин Вазир наклонился вперед в кресле и сказал торговцу оружием: «Мой дорогой Аттар, теперь я должен задать тебе вопрос. Должен сказать, что я до сих пор не понимаю, как эти чертовы британцы вытащили «Бичамов» из «Бочампс». За пять коротких лет Снай бин Вазир сумел приобрести сносный британский акцент, и его повседневная речь всегда была щедро приправлена и приправлена вновь приобретенными оборотами речи.
Бин Вазир недавно с болью узнал, что никогда нельзя произносить название отеля «Бошампс» как «Бошампс». Оно всегда произносилось как «Бич-умс».
«Честно говоря, я тоже не знаю, — ответил Аттар с редким признанием своего невежества, — но ты совершенно упускаешь суть. Дело в том, что ты знаешь, что «Бич-умс» — это то, как это правильно произносить.»
Избегая тостов, Аттар положил немного икры прямо в рот и добавил: «Я говорил тебе тысячу раз, мой друг, в этом мире гораздо больше людей, которые обходятся стилем, чем содержанием. Стиль, а не содержание»., мой дорогой Сней, твой самый надежный паспарту в лондонском обществе».
«Ты, Аттар, всегда обладал в изобилии и тем, и другим».
Аль-Нассар рассмеялся и сделал большой глоток кларета. «Видишь? Вот почему я держу тебя рядом! Бесстыдно! Абсолютно бесстыдно! Я всегда обожал это качество в любом человеке: в мужчине, женщине или ребенке».
Сней, изучая свое меню, полностью напечатанное на французском языке, несколько минут безуспешно пытался привлечь внимание метрдотеля.
«Кем этот маленький придурок возомнил себя, игнорируя меня? Я люблю этот ресторан, но каждый раз, когда я прихожу сюда, этот маленький французский придурок всегда ведет себя так, как будто он видит меня впервые».
— Чего ты хочешь? Я приведу его сюда.
«У меня есть вопрос или два».
«Возможно, я смогу помочь. Что такое?»
«Прошу прощения за мой чертов французский, но что такое Canard du Norfolk Roti a l'Anglais?»
«Это жареная норфолкская утка с небольшим количеством яблочного пюре. Яблочное пюре, по словам Эскофье, переводится как «Английский». Абсолютно вкусно с прекрасным бургундским, таким как «Нюи-Сен-Жорж '62».
«Я думаю о лососе…»
— Без сомнения, браконьерство?
Они улыбнулись и подняли друг другу кубки. Это была их личная шутка.
«Ваш второй вопрос?» — спросил ан-Нассар.
«Этот вопрос я хотел бы задать этому маленькому засранцу лично».
«Следите за мной внимательно», — сказал ан-Нассар.
Он кивнул одному из четырех огромных мужчин, которых он разместил за столами в каждом углу комнаты. Завладев вниманием мужчины, он кивнул головой в сторону метрдотеля. Его человек немедленно поднялся со своего места, подошел к официанту, наклонился, поднес губы к уху парня и завел с ним короткий шепот. Затем он расправил плечи, развернул свое огромное тело и вернулся к своему столу.