Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Было видно, что это признание смутило и тронуло его.
— Это неправда, — тихо сказал он, — что все воспоминания мне одинаково неприятны. Нет, далеко не все...
Она слабо улыбнулась, подняла руку и потянулась к его лицу Он сжался, ожидая нового удара, как во время их последнего разговора. Но она и не думала бить его.
С едва заметной улыбкой она отрешенно провела рукой по его смятой, покрытой пятнами коже. В этом движении не было ни презрения, ни ласки.
Он стоял, окаменев.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он. — Каковы ваши планы?
Но
Снаружи послышался требовательный стук, и в то время как София отпрянула от него, чтобы никто не стал свидетелем возникшей между ними близости, в покои решительно вошла
Бланш. Теперь она была не дофиной, а королевой. С ее лица почти полностью исчезло плаксивое, горестное, детское выражение. Брат Герин был первым, кого она увидела, и поскольку она искала именно его, то не стала тратить время на то, чтобы осмотреть всю комнату или поздороваться с Изамбур, поскольку знала, что та не только не говорит, но и ничего не замечает. С поспешностью, так непохожей на ее прежнюю нерешительность, она заговорила:
— Вы были ближайшим советником короля, за это вам благодарна вся Франция. Но моему супругу вы не раз усложняли жизнь.
Брат Герин хотя и не ожидал увидеть ее здесь, но, казалось, был готов услышать эти слова.
Он тотчас же ответил, будто заранее подготовил и хорошо выучил урок:
— Я готов служить Луи так, как служил великому Филиппу Августу.
Бланш улыбнулась, но ее глаза смотрели по-прежнему серьезно.
— Вам известно, что мой супруг слушается моего слова и доверяет мне, — сказала она язвительно, но он сделал вид, что не заметил этого.
— Значит, я готов преклониться и перед вами.
Он не ограничился сказанным, а проделал жест, столь знакомый Софии с той самой ночи, когда Филипп отверг Изамбур и брат Герин пытался подействовать на него. Он встал на колено, немного более неуклюже, чем раньше, но все с той же презрительной решимостью.
В свое время это зрелище вызвало у Софии отвращение. А теперь она лишь язвительно рассмеялась. Брат Герин стоял, не двигаясь, а Бланш была так удивлена его поведением, что даже не смогла удержать на лице заученную гримасу.
София даже не думала о том, что бы так же выразить королеве свое почтение. Она стояла прямо и невозмутимо следила за происходящим.
— Я думала, женщине не подобает пренебрегать порядком, свойственным ее положению, и требовать больше знаний и власти, чем предусмотрено для нее Богом, а это совсем немного, — сказала она с явной насмешкой. — Вы порицали меня за неправильное обучение, но мне кажется, что вы не только верите в него, но и живете в соответствии с ним.
Бланш взяла себя в руки.
— Королева подчиняется иным законам, нежели обыкновенная женщина, и вы сами в свое время научили меня этому, — холодно ответила она. — А вам тут нечего делать, так что будьте добры...
София выпрямилась и решительно направилась к королеве Бланш.
— Я не стану вставать на колени, как брат Герин, — прервала ее София. — Но будьте спокойны: вам не придется прогонять меня силой. Я и сама не останусь в Париже.
Позже София шагами меряла комнату. Она не смотрела на носильщиков, освобождавших дом от мебели, чтобы можно было продать его по хорошей цене, не слышала слуг, которые радовались тому, что наконец покинут этот темный, пустой дом и перейдут в служение Аделины Бриенской.
«Увижу ли я когда-нибудь Герина снова? — вот о чем она беспрерывно думала уже несколько часов. Было ли это прощание — примирительное и несколько разочаровывающее?»
София не записала это, а принялась упаковывать те немногие вещи, которые собиралась взять с собой в монастырь города Корбейль. А когда позже взялась за перо, снова отделила главное от второстепенного и записала только то, что считала действительно важным.
Из хроники
Король не только оставил все свое имущество госпитальерам, ордену тамплиеров и нищим, а выделил для Изамбур сумму в размере 10 000 ливров.
Она не пользовалась этими деньгами, а жила скромно и без всякой роскоши в женском монастыре города Корбейль, вблизи Орлеана, который Филипп подарил ей, как полагалось, на утро после свадьбы. Это было не только подходящее место для вдовы, но и для женщины, которая в некоторых кругах до сих пор считалась святой. Раньше ей приписывали богоугодную жизнь для того, чтобы позлить короля, а теперь говорили, что столь великий король не мог взять в жены другую женщину, кроме как одаренную милостью Божьей.
Она оставила придворную жизнь, но иногда покидала монастырь, чтобы народ мог посмотреть на нее, не потому, что она научилась выражать свою волю, а потому, что так хотела Бланш.
Та было и в 1224 году, когда она последовала за процессией, которая шла от собора Парижской Богоматери до церкви святого Иоанна Альберта и надеялась заручиться поддержкой господа в битве за Ла Рошель. Это ей удалось, и король Луи вернулся с победой.
Когда наконец после двух следующих сыновей— Альфонса и Филиппа-Дагобера — у королевской черты родилась первая дочь, принцесса Изабель, люди пожелали на ее крещении увидеть Изамбур. То же самое потребовали и спустя год, когда родился принц Этьен и когда он спустя некоторое время умер.
Но намного большее несчастье постигло королевскую семью в ноябре 1226 года. Король Людовик VIII, отчаянно сражавшийся при жизни отца против манихейцев, погиб во время крестового похода под Авиньоном.
Его наследнику было всего 12 лет, и он считался несовершеннолетним. Вдова короля хотя и была снова беременна, но все же имела достаточно сил, чтобы захватить правление в свои руки. При поддержке брата Герина и кардинала из Сен-Анжело ей удалось удержать власть, хотя сын Филиппа Августа и Агнессы всячески старался вырвать ее.