Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
София опустила руки. Она высказалась, и ее гнев утих.
— У меня нет времени, нужно готовиться к завтрашнему дню, — сказала она.
— А что будет завтра? — спросил Теодор, почувствовавший облегчение от того, что скоро она оставит его наконец одного.
— Мне предстоит проделать одно путешествие, — объяснила София. — Но с какой целью — я не имею права говорить никому. Это должно остаться в тайне.
Позже она сидела в своем кабинете. Она держала стиль не сосредоточенно, как всегда, а будто затерявшись в мыслях. Перед глазами у нее стояли не буквы, а лицо брата
Как часто она представляла себе, что увидит его снова! И как равнодушно он повел себя, когда это наконец произошло!
В эти редкие моменты, когда она не вполне владела движениями своей души, она страшно сердилась на него, думала о его предательстве, а еще больше о страсти, тепле и защищенности, которые почувствовала в ту ночь.
А еще она скучала по нему как по человеку, который никогда не испытывал страха перед ее талантом, с которым можно было поговорить разумно и трезво, который, как она, вопреки всем препятствиям и превратностям судьбы жил своей жизнью.
«Мне не должно быть больно, —написала она. — Не должно быть больно».
Осознав, что она только что сделала, София вздрогнула, поспешно соскребла эти слова с пергамента, отделила важное от второстепенного и записала то, что имело значение.
Из хроники
Победа, которую Филипп одержал над Иоанном Безземельным, была не единственным радостным событием. Борьба немцев за трон, во время которой Вельф Оттон был уверен в своих преимуществах и считал себя поэтому будущим немецким императором, разрешилась теперь в пользу дружелюбно настроенного по отношению к Франции Гогенштауфена, Филиппа Швабского.
Он торжествовал, и король Франции тоже. Но пока Филипп праздновал подкрепленную коалицию, его настигла ошеломляющая новость. Чтобы после своего восхождения на престол положить конец многолетней ссоре и обеспечить мир, Гогенштауфен обвенчал свою дочь Беатрикс с Вельфом Оттоном. Но его зятем готовился стать баварский пфальцграф, у которого просто-напросто отняли невесту. Он воспринял это как тяжелейшую обиду и отомстил, хладнокровно убив Филиппа Швабского.
Титул императора тогда достался Оттону, ему даже не пришлось ничего для этого делать. Он без колебаний сразу же объявил себя врагом Франции и упрочил свой союз с Иоанном Безземельным.
Король Филипп, поначалу оцепеневший от ужаса, разработал новый план: чтобы ослабить Оттона и отбить у него верного ландграфа Германа Тюрингского, он предложил взять в жены одну из дочерей Германа. И снова ему мешала обременительная Изам-бур, одно только существование которой в мрачном Этампе грозило сорвать его намерения.
Серый туман навис над башнями замка Этамп. Между ними со свистом носился ветер, но он никак не мог разогнать облака. Коричневые стволы деревьев, переплетенные между собой, окаймляли скользкую дорогу. С башен доносилось карканье черных птиц.
Пальто Софии было перепачкано засохшей грязью, выбивавшейся из-под копыт лошадей. Помня о мучительном путешествии с Изамбур, она отказалась от кареты и решила ехать с рыцарем, сев перед ним на лошадь. Так было холоднее, зато быстрее и удобнее, подумала она. Однако из-за этого ей пришлось терпеть во время многочасовой скачки из Парижа в Этамп постоянную болтовню своего всадника со спутниками, прежде всего, об отвратительных событиях во время различных осад.
Он с гордостью рассказывал о том, как под Эвро прорыли подземный туннель до крепостной стены, набили его хворостом и соломой и подожгли. Опорная балка с громким треском обрушилась, а вместе с ней лежащая на ней стена, и те, что стояли там, упали прямо в огненную яму.
Другой же говорил об осаде при Молеоне. Осажденные подняли взятых в заложники сыновей нападавших над стеной замка, в клетках, чтобы те перестали стрелять огненными стрелами. Однако нападавшие предпочли молча смотреть, как погибают их дети, чем прекратить осаду.
Рыцарей не беспокоило то, что их страшные рассказы слушает женщина. Только прибыв на место, они соблаговолили обратиться и к Софии:
— Не слишком хороший денек сегодня, — сказал один из ее сопровождающих.
Когда она спешилась, резкая боль пронзила спину, а ноги тотчас же погрузились в топкую грязь. Она испугалась, что ее ботинки застрянут в ней.
— Если вы подождете, госпожа, — сказал рыцарь, стараясь несмотря на морозный, неприятный день, оставаться вежливым, — я вас донесу до ворот.
София осторожно подняла голову под замерзшим и отвердевшим капюшоном. Она не видела никаких ворот, а только деревянную, обитую железом дверь.
— Не стоит, — решительно ответила она и направилась к двери, в то время как обе лошади лениво смотрели ей вслед. Она чувствовала, что и сверху на нее смотрят не только кружащиеся в воздухе птицы, но и все отверженные души, вынужденные прозябать вместе с проклятой королевой в этом ужасном замке Этамп, узкие окна которого дарили им единственное разнообразие.
Отворив двери, она натолкнулась не только на любопытные, но и на подозрительные взгляды.
Пришла ли она от короля? Есть ли у нее его разрешение? К Изамбур никого не пускают — он сам так велел.
София угрюмо вошла в замок.
— Меня послал брат Герин, — с жаром заявила она, будто он был важнее самого короля.
Серые тени, собравшиеся вокруг нее, отпрянули назад, давая ей возможность пройти еще дальше в мрачную глубь замка, наполненную клубами дыма от факелов, заставивших ее закашляться. Свет был таким же скудным, как и тепло, исходившее от них. Поеживаясь от холода, София осмотрелась, но не увидела ни одного знакомого лица.
— Я сюда совсем ненадолго, — объявила она скучающим и в то же время дрожащим голосом. — Покормите моих сопровождающих, позаботьтесь о лошадях и отведите меня к Изамбур. Я хочу посмотреть, как ей тут живется, и соответствуют ли действительности вести о ее плохом здоровье, дошедшие до самого папы.
Лестница была узкой и круглой. Взбираясь наверх, София чуть было не подожгла волосы об один из факелов. Сторож указал ей дорогу к комнате с такой низкой дверью, что ей пришлось нагнуться, чтобы пройти в нее. Даже после того как она вошла внутрь, ее не покидало чувство, что и тут она не может выпрямиться во весь рост. Это помещение еще больше, чем коридор, было наполнено дымом.