Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Но стоило ей отойти, как произошло событие, помешавшее исполнению ее плана. Дверь отворилась, и в покои дофины, которая только что исполнила свой самый важный долг, но не была этому рада, вошел брат Герин.
Позже они стояли перед покоями принцессы и никак не могли придумать, как избежать этой неловкой ситуации. Ближайший советник короля хотел лично осведомиться о здоровье Бланш, задал ей несколько вопросов, сказал пару обнадеживающих слов и ушел прочь вместе с Софией.
Она, конечно,
София высокомерно смотрела ему в лицо, но при этом не разглядывала его внимательно, не искала следов изменений. Сказался ли на нем возраст? Стал ли он за последние десять лет полнее и неповоротливее или обязанности высушили его тело?
Она не могла этого сказать. В голове у нее пронеслись вопросы, которые грызли ее все последнее время: известно ли ему, что он — отец ее дочери? Показалась ли ему смерть Бертрана после той незабываемой ночи в Суассоне несколько странной?
Несмотря на то что прошло столько лет, она внутренне приготовилась встретить этот вопрос, но из его уст донеслись совершенно другие слова:
— Мне сказала одна из придворных дам, — начал он безучастным голосом, — что вы помогли дофине во время тяжелых родов.
Он отвел глаза.
— Без меня она бы точно умерла, — заявила София гордо. — И ребенок тоже.
— Ах, — воскликнул брат Герин, однако без особого уважения. — Значит, король и наследник обязаны вам. Я и не знал, что вы так хорошо умеете лечить.
— Да, это точно, — ответила она пылко, и ее равнодушный голос стал резким. — Вы ведь знаете, какими талантами я обладаю: я запоминаю каждое написанное слово, сюда же относятся и методы лечения и рецепты лекарств. После того как я спасла двух сыновей сестры моего покойного мужа, земля ему пухом, иногда в мою дверь стучатся люди, которым необходима помощь.
Она говорила и говорила, пытаясь заставить его гордиться ею, но он слушал ее с прежним равнодушием, и в конце она уже не чувствовала ничего, кроме досады. Она ведь не преувеличивала: в последние годы ей действительно удалось спасти много жизней, а дважды ее вызывали для того, чтобы вырезать из чрева матерей, умерших во время родов, их дитя. Поскольку ребенок был некрещеным, это было единственным способом захоронить женщину на кладбище для крещеных.
Но это все было долгом, помогающим справиться с грузом собственных грехов, но ни в.коей мере не приносило удовлетворения.
— Значит, они правильно сделали, что позвали вас к дофине, — сказал он. — После того как умер личный врач короля, не нашлось никого, кто мог бы его заменить.
— Да, — сказала София, и ей больше ничего не пришло в голову, — да, это так.
Она снова ждала с его стороны вопроса о том, как ей живется после смерти Бертрана, чем занимается Теодор де Гуслин, его единственный сын. Но молчание затянулось, и она поняла, что он ни о чем не станет ее спрашивать. Его это не интересовало, и у него не было намерения побыть с ней подольше. Судя по всему, она была ему совершенно безразлична.
Обиженная, она выпрямила спину и начала взволнованно говорить, вместо того чтобы сделать ему приятное и просто исчезнуть.
— Ну, раз уж мы встретились, вы — тот, к кому я могу обратиться. Я давно думаю о том, как живет королева Изамбур, — сказала она, из упрямства употребив титул, который, кроме нее никто не решался произносить. Его законность после Суассона не вызывала сомнений, однако таким же определенным было стремление короля продолжать многолетнюю борьбу против нежеланной супруги.
Брат Герин пожал плечами. Этот вопрос вопреки ее ожиданиям не смутил его, он лишь впал в задумчивость.
— Она по-прежнему в Этампе, ведет там жалкое существование, — начал он неторопливо и задумчиво. — Если кто-то желает задеть короля, то всегда пользуется ее именем, чтобы поважничать перед епископом или папой и распространить жуткие истории о ее страданиях. А народу все это любопытно. Некоторые приходят, чтобы помолиться рядом с ней, потому что считается, что только терпение и святость помогают ей мириться с такой судьбой.
— Или безумие, — заметила София.
Брат Герин промолчал. Она уже подумала, что он сочтет разговор оконченным, и подготовилась послушно подсеять поднимающуюся злобу и горе ко всем остальным сорнякам, произраставшим в заколдованном саду души.
Но по его телу вдруг пробежала судорога, и он сказал:
— Раз уж мы заговорили об этом... и раз уж мы встретились... есть одно задание, которое вы можете выполнить от моего имени.
Когда она вернулась домой, Теодор, пасынок, и Катерина, родная дочь, сидели вместе. София редко позволяла это, поскольку она мешала ему заниматься. Но девочка все равно ходила за Теодором по пятам, как собачонка, если у нее была возможность делать это незаметно и безнаказанно.
Он смеялся над ней, говорил, что она не умеет даже читать, а иногда больно щипал ее за руку, пока она не начинала пищать, как новорожденный поросенок. Однако он никогда не прогонял ее, только изображал неудовольствие, но при этом ему было приятно, что она так сильно к нему привязана.
София не знала о его снисхождении. По дороге домой она пыталась стереть из памяти слова брата Герина и его взгляд. Но теперь, когда она увидела ребенка, который не только вышел из ее чрева, но и возник от его семени, ею овладел сильный, неуправляемый гнев. Бесцветный лед, сквозь который она смотрела на мир последние несколько лет, окрасился, будто растаял и превратился в желтый гной.