Убийственные болоньезе
Шрифт:
Деревянная кабина с металлической бочкой наверху, небольшой предбанник, где по окончании процедуры омовения ее поджидал Бернс.
— Ну, как на новом месте? — ухмыльнувшись, спросил он.
— Приснится жених невесте, — ответила Тина.
— Мы с Любовью завтра уезжаем, — объявил он. — На Лазурный берег.
— Скатертью дорожка, — напутствовала Тина.
— Дура ты, Тина, — покачал головой Бернс, приглаживая рукой остатки волос.
— Отчего же? — возразила она, набрасывая на плечо влажное полотенце. — Все равно бы меня в Ниццу не повезли, работать надо, съемки в самом разгаре. А Любочка, у нее сцен мало, может себе позволить и Ниццу.
— Ничего, приедем, многое изменится, — пообещал продюсер.
— Ну,
— Тебе не пожелаю! — крикнул ей вслед Роман Израилевич.
Давид нашел возможность поговорить с Тиной, когда Бернс действительно покинул лагерь. Она жила в вагончике, несмотря на то, что ее трейлер пустовал. Съемки продолжались с утра до вечера, и Давид, отсутствующий целый день, вечером предложил Тине пройтись. Что бы не вызвать кривотолков, прогуливались они на виду у всех. Давид шел рядом с Тиной, вокруг буйствовала ранняя и удивительно теплая для севера осень. Кусты и деревья, одичавшие за время перестройки, поражали своими красками от бордовых, золотистых и нежно зеленых. Быстро темнело.
Давид предложил Тине свою куртку.
— Ты единственный человек, который должен принять империю Бернса, — внушала Давиду Тина, — других родственников нет. Твоя мать и Сара Абрамовна не в счет.
Брат уже десять лет как умер. Бернс злопамятен. Может отказать все дело кому-либо из дальних, надо постараться не сделать ошибок. Лучше не подходи ко мне, — заключила она.
— Тина, Бернс просил меня сблизиться с тобой, — признался Давид. — Сама понимаешь, что это значит.
— Шпионишь? Какая удача. Бернс ценит информаторов.
— Не называй меня так.
— Прости. Ты знаешь, я готова работать, готова переносить трудности, но меня убивает, когда вокруг меня плетутся интриги и шепчутся «доброжелатели».
— Потерпи. Бернс не знает, как тебя вернуть, не потеряв при этом лица. Разрыв произошел практически на людях.
Задевает его самолюбие, подумала Тина, а куда девать свое? Давид беспокоился за нее, он видел, что творится с Тиной и дядей и знал, что это еще не конец.
— Тина, может быть, настало время бросить все? — снова спросил он, желая оградить ее от дальнейших унижений.
— Нет, Давид. Отольются волку овечкины слезы. Я в порядке.
Они подошли к вагончику, на ящике из-под аппаратуры сидели статисты, попивая пиво — единственный напиток, разрешенный после съемок, и то в ограниченных дозах — и с любопытством посматривая на опальную звезду и референта продюсера. Тина вернула Давиду куртку и гордо прошествовала мимо них под несмолкаемый шепоток.
Тине было одиноко, Давид неделю пропадал в городе. Обстановка на натурных съемках стала обыденной, не было главного раздражителя — Бернса. Вечерами Тина гуляла, а когда погода показывала свой осенний своенравный характер, играла в карты с Ванькой Дрябловым.
Иван был обычным пареньком, несмотря на свою грозную фактуру, накачанные мышцы и сломанный нос. Когда-то Ваня был боксером, правда в юниорской группе, с тех пор у него осталась привычка посвящать занятию спортом несколько часов в день, и чуть что лезть в драку. Как только Тина осталась одна, Иван взял ее под свою опеку, трогательно называл ее малышкой, несмотря на то, что Тина была старше.
Как иногда полезно спуститься с небес, думала Тина, не было бы ее разрыва с Бернсом, никогда бы она не узнала широту души Нарьян-Марского дьявола. История киношной карьеры Ивана поражала своей банальностью. Травма. Куда деваться бедному юниору? Начал пьянствовать, вести беспорядочную половую жизнь. Однажды проснулся рядом с такой «синюшкой», что до венерического диспансера бежал бегом.
Слава богу, обошлось, видать, совсем был пьян, но зато доктор, который обследовал Ванечку, поразился его природным данным и тут же позвонил Бернсу.
Больше Ванечка не пил. Прошел полное обследование и явился на кастинг. Бернс был впечатлен. Так Ванечка стал Андреем Болконским.
Клюкин, без пригляда Давида, крепко надирался на съемках, что огорчало Михалыча, и заброшенные окрестности оглашались его жалобами. Актеры резались в записного дурака, иногда расписывали пульку, но в отличие от других сезонных кампаний — студенческих отрядов, трудовых бригад, спортивных сборов — никто не крутил романов и не занимался любовью в свободное от работы время.
Бернс вернулся с Французской Ривьеры и сразу нагрянул в Альметевку. Вместе с ним нагрянула и непогода. Демонстрируя шикарный загар Любочка Егорова, захлебываясь от восторга, делилась впечатлениями. Весь дамский коллектив дружно ей завидовал.
Удивительно, но когда Тина приезжала после отдыха с Бернсом, никто не лез к ней с расспросами, никто не восхищался великолепными Тинкиными ножками в виртуальных чулках из тропического загара. Неужели она была такая недоступная? Или дамы боялись сближаться с всесильной фавориткой продюсера, ведь женской дружбы век недолог, а ненависть чувство более постоянное? А в итоге, как лишена была Тина дамского признания тогда, так же одинока и теперь. Бернс устроил разбор материала, отснятого во время его отсутствия, и остался им доволен. Хоть это радует, не надо переснимать сцены в холодную ветреную погоду, вот если бы сия процедура была бесплатной, Бернс непременно развлекся бы, заставляя Тинку мерзнуть неглиже. Но поскольку каждый кадр и каждая минута пребывания в Альметевке стоила Бернсу денег, то, учитывая грядущие траты на отопления трейлеров, Бернс дал команду сняться с якоря. По прибытию в родной город пришлось Тине испытать еще одно унижение. Бернс отдал распоряжение провести тщательное медицинское обследование актрисы Тины Гранд. Объемная карта Тины легла на стол продюсера. Неужто и в правду хочет заменить ее Любочкой? Давид рассказал ей, что Бернс вызвал лучших специалистов и устроил Любочке фотосессию, которая закончилась полным ее провалом. Любочка неплоха во второстепенных ролях, но главную ей не потянуть, нет в ней того шарма и легкости, которые отличают Тину. Статистка и все тут. Во что свято верила Тина, так это в Бернсов здравый смысл — несмотря на всепоглощающее желание втоптать Тину в грязь, он ни за что не поставит свое детище «Венус» в ситуацию, близкую к неуспеху. Деньги, деньги!
А Тина приносила доход, как золотоносная жила, и ее надо разрабатывать, пока она в самом спелом возрасте, что называется в соку. Но эти попытки Бернса вывести ее из себя невероятно подтачивали нервную систему, Тина стала плохо спать, что немедленно отразилось на ее внешности. Бернс сбавил обороты, дал Тине выходной, оплатил самый лучший салон красоты.
Тина лежала на массажном столе, когда в салон приехал Бернс. Один. Без Любочки.
Бесцеремонно зашел в массажный кабинет, уселся на оттоманку, высоко закинув ногу на ногу, задравшаяся брючина открыла миру черные хлопчатобумажные носки. Тина снова закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на ощущениях, но ничего не получалось, от Бернса исходили сильные волны. Крепкого сложения массажистка в финальном аккорде пробежалась пальцами по обнаженной спине, и накрыла Тину простынею.
— Минут десять полежите, — посоветовала она и деликатно удалилась из кабинета.
Тина молча ждала, когда Бернс объявит, чем она обязана такому внезапному визиту.
Бернс встал с оттоманки и приблизился к массажному столу.
— Тина… — начал он. — Может я в чем-то и виноват, я не святой, но у нас есть шанс вернуть… ну, в общем, все как было… ты как?
Тина молчала. Бернс засопел, стал отмерять шагами метраж кабинетика, от стены до стены.
— Ну, что ты молчишь? Презираешь… А как я переживаю! Ты бы знала! Вот тебе все, как с гуся вода, кукла бессердечная… — тут Бернс споткнулся, вспомнив, что пришел не за тем, чтобы ругаться с Тиной.