Убийственные болоньезе
Шрифт:
— Спасибо, — поблагодарила Тина, бывшая уверенной, что ее визитной карточкой являются огненно рыжие локоны.
Дурбин проводил их в кабинет Далакяна, уже закончившего пить кофе и рассматривавшего документы в папке из тисненой бордовой кожи. Далакян взглянул на пришедших и жестом пригласил всех садиться. Дурбин представил:
— Артур Далакян, ведущий специалист нашего агентства.
— Валентина Иванова.
— Давид Белкин.
Артур скользнул по Валентине взглядом. Во франтовских усиках притаилась усмешка.
Неужели каждый мужчина узнает ее?
Они пробыли в агентстве еще несколько часов, Далакян подробно опрашивал и Давида и Тину, его особенно интересовали взаимоотношения между молодыми людьми, большой интерес вызвала итальянская линия, закрытие дела Ризио-Браско породило ухмылку, будто говорил детектив «знаю, знаю». Они договорились, в какие дни будут получать подробные отчеты и связь при возможных форс-мажорных обстоятельствах.
Рвение молодого детектива понравилось Давиду, Тину же немного смущало то, что карие глаза детектива, похожие на глаза повзрослевшего Бэмби, явно были знакомы с ее телом, что было скрыто под эффектным платьем.
Глава двадцатая
Отношения Тины и Бернса роковым образом изменились после того совещания и ночи проведенной продюсером в Тинкиной постели. Он перестал скрывать свою звериную натуру, при каждом удобном случае унижал Тинку, заставляя заниматься сексом в самых неожиданных местах. Диванчик, на котором Тинка лишилась девственности, после стольких лет снова стал востребованным. Давид видел, что происходит между Бернсом и Тиной, и боялся, что та не выдержит, сорвется. Однажды Бернс позволил себе то, что не позволял никогда: при зардевшемся от стыда Давиде задрал Тинкино платье, и разорвал тонкую полоску трусиков со словами «нечего прятать, все равно все знают, что у тебя между ног, теперь ко мне приходи так». Тина прикрыла лицо ладонями, но промолчала. Давид позже спросил ее:
— Ты как, Тина?
— Ох, Давид, чем слабее он в постели, тем злее и ненасытнее становится. Но это не любовь, это надругательство.
— Тина, не нравится мне все это. Может, ну его к черту. Уедем.
— Нет, Давид. Я теперь никуда не уеду, пока не увижу, как Бернс в аду сковородки лизать будет.
— Ты хочешь его смерти?
— Нет. Я хочу, что бы он остался нищ, опозорен, и сменил свой итальянский, в полосочку, костюм на другой, тоже в полосочку… Вот тогда он пожалеет, что жив!
— Слишком он защищен. Единственная вещь, которая может свалить Бернса — это налоги. Как каждый скупердяй, он выискивает способы увильнуть от них, и я как его представитель знаю все до мелочей. Но, в этом-то и загвоздка, если я подставлю Бернса, то сяду в месте с ним на скамью подсудимых. Тут надо крепко подумать. В общем, нужен трюк.
— Думай, Давидик, думай, вся надежда на тебя. Не простят нам покойники, если убийца уйдет от наказания.
Давид болезненно сморщился. Не любил он, когда Тина поминает Ладу, подстегивая его на решительные действия, ведь он сам понимает, что это нужно живым! Мертвым уже все равно.
Через неделю позвонил Далакян, Давид был командирован в налоговую инспекцию, и с детективом разговаривала Тина. Далакян предложил встретиться, чтобы обсудить некоторые детали, на что Тина ответила отказом, слишком опасно было обнаруживать себя. Далакян будто почувствовал ее опасения и предложил проехаться в соседний район, на выставку изделий народного творчества. Народу полно, да и в случае чего, возможны объяснения присутствия Тины. На выставке продавались прекрасные изделия северных кружевниц, отрезы из шитья, милые безделушки из перламутровых раковин, сережки и инкрустированные шкатулки.
«Гранд Чероки» Тины остановился у въезда на выставку. Одета Тина была нарочито неброско, как любая девушка: джинсы, джемпер, в руке сумка, похожая на папку и содержимое сумки весьма напоминало то, что обычно хранят в деловых папках — документы. На территории, где располагалась выставка, стояло полным полно разнообразных палаток, крытых тентами лотков и разбитых полосатыми шатрами пивных и закусочных. Тина увидела Далакяна у торговых павильонов, детектив выглядел, как всегда франтовато, особенно отличались его ухоженные тонкие усики.
Далакян приметил Тину, и они прошлись вдоль торговых рядов, изредка бросая друг другу фразы. Разошлись в разные стороны, но через назначенные полчаса встретились у пруда, где родители с маленькими детьми кормили золотых рыбок.
Рыбки и в правду были золотые, красно-бело-золотые, привезенные из таинственного Таиланда и выпущенные в северный пруд лишь до закрытия сезона. Корм для рыбок продавала тучная тетка, она же зычно призывала к ответу тех, кто посмел ослушаться и кормил экзотических рыбок черным хлебом. Тина и Далакян присели на лавочку и внимательно наблюдали как малышня с визгом, означающим крайнюю степень удовлетворения, кормит рыбок.
— Взрывное устройство было прикреплено к днищу внедорожника, — обстоятельно докладывал детектив. — В принципе, это мог сделать любой, кто близко подходил к автомобилю. В прокуратуре сообщили, что таймер взрывного устройства был рассчитан на двенадцать часов. Соответственно, это могло произойти лишь в этот отрезок времени, с двух часов дня до двух часов ночи, когда прогремел взрыв.
— Машина Павлова все это время находилась у дома Давида, — подсказала Тина. — Мы приехали к нему часов около шести вечера. До этого автомобиль был припаркован у гостиницы «Алина».
— Территория у дома на Яблоневой улице охраняется. Охранников уже допрашивали в связи с взрывом, они клянутся, что никто не подходил к Роверу.
— А компания «студентов»? — спросила Тина, повернувшись к Далакяну.
— Ваша подруга сама просила присмотреть за багажом, — ответил детектив, глядя на встревоженное лицо девушки.
— Между прочим, вот списки жильцов дома на Яблоневой, — Тина расстегнула сумочку и подала Далакяну списки. — «Студенты» с такими именами в доме не проживают.