Убийственный пароход
Шрифт:
– Вот тут, - произнес Кукин, толкнув дверь и опасливо отступив в сторону, словно из каюты немедленно могут рванутся миллиарды заразных бактерий.
Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле. Но пуштун давал клятву Гиппократа, поэтому отважно шагнул вперед, покосившись на красивую Глашу, в чьих жилах текла родственная его племени кровь.
Больные находились теперь в одной каюте. Они крепко спали, одурманенные настоем трав. Старшие, однако, были на всякий случай привязаны полотенцами к кроватям.
– К чему это?
– спросил Захир.
– Бузят, -
– Кидаются.
Выслушав её сбивчивый рассказ о течении болезни, пуштун осмотрел пациентов и покачал головой.
– Не понимаю, - честно признался он, впервые взглянув на Глашу как на красивый и соблазнительный объект.
– Чего тебе, сокол, не понятно?
– усмехнулась та.
– Лечи давай. Чтоб к вечеру на ноги поставить. Нам плясать надо.
– Об этом забудьте. Неизвестная форма лихорадки, осложненная маниакально-депрессивным психозом. Дело очень серьезное. Их надо отправить в клинику.
– С ума сошел, да?
– Глаша импульсивно толкнула его в грудь, совсем чуть-чуть - ладошкой, но Захир качнулся, словно подпиленное дерево, и завалился на одного из больных. Так он и барахтался на кровати, не в силах подняться.
– Э-э! Да ты сам нездоров, серебряный. Может, ты и не врач вовсе?
– Может быть, - согласился пуштун.
– Я несчастный странник, заброшенный в эту чудовищную страну, которую я не понимаю.
Сердобольная Глаша присела рядом, положив руку на вздрагивающее плечо пуштуна.
– Ясноглазый, а что с тобой приключилось?
– спросила она.
В её голосе Захиру послышалось пение райских птиц. Не удержавшись, он начал рассказывать ей свою горестную историю.
Старпом, которому надоело стоять в коридоре, пересилив страх, заглянул в каюту и увидел, что Глаша и пуштун сидят рядышком, словно два голубка.
– Я помогу тебе, - ворковала цыганка, и Кукин, не сдержавшись, заорал:
– Вы тут совсем охренели, что ли, дети солнца?
– Надо объявить карантин, - радостно отозвался пуштун.
5
По теории соообщающихся сосудов, да и просто по логике жизни, все три главных поглощателя спиртного на пароходе непременно должны были унюхать друг друга и сойтись в одной точке. Этой "точкой" оказался капитанский мостик, куда сначала неожиданно завалился сам Бурмистров, протрезвевший на очень короткое время; затем туда поднялся контр-адмирал Вахрушев, который хоть и пил, как водонапорная башня, но никогда не пьянел; а уж потом заглянул и кинорежиссер Микитчик, нажиравшийся раз в трое суток. Сегодня у него как раз подходил очередной цикл. Капитан отстранил вахтенного и взялся порулить "Коломбиной", сдвинув набок фуражку. Набок пошел и сам пароход, после чего Бурмистров, собрав остатки благоразумия, отказался от своего дальнейшего участия в навигации, пробормотав что-то нечленораздельное, вроде: "М-м...да... ду-да... так вашу".
Контр-адмирал, наблюдавший за его действиями, крякнул. Микитчик засопел. Вахтенный принял руль в свои руки.
– Сложная штука эсминец, - произнес авторитетно Иоганн Яковлевич, подняв вверх
– Это вам не на велосипеде кататься. Тут нужны трезвый ум, горячее сердце и чистые уши.
– Я всю жизнь плавал на подводных лодках, - заметил контр-адмирал. Тоже не подарок. Чуть зазеваешься - бах!
– и уже в Останкинском пруду. А вы что скажете?
– Пишу сценарий о пароходе и человеке, - ответил Микитчик.
– Вернее, о двух пароходах и нескольких человеках. Суть в том, что в жизни, может быть, и есть место подвигу, но все билеты на лучшие места уже куплены, а проникший в трюм "заяц" случайно обнаруживает пробоину, которую затыкает своим телом. Между тем пассажиры и не подозревают, что настал их последний час. Съемки будут происходить на крейсере "Варяг", который специально для этой цели поднимают с морского дна. Я уже договорился с мэром Владивостока.
– Круто!
– с уважением крякнул Вахрушин.
– Могу быть консультантом.
– Договоримся, - согласился кинорежиссер.
– Я бы вас и на главную роль взял. Типаж.
– Не пора ли нам, друзья, прочистить кингстоны?
– предложил капитан, промокая лоб фуражкой.
– Корабль идет правильным курсом, делать нам тут нечего. Вахтенный! Когда прибываем в Воркуту?
– На пути следования такого порта нет, - отозвался тот.
– Странно...
– разочарованно пробормотал Бурмистров.
– Тут что-то не так...
Разговор продолжился в каюте Иоганна Яковлевича. Стюард, принеся ящик с бутылками и закуску, молча удалился.
– Команда отличная, а старпом - дрянь, сволочь, копает под меня, проворчал Бурмистров.
– Но у меня тут в сейфе три помповых ружья, когда-нибудь я его пристрелю.
– Бить лучше в глаз, навылет, тогда костюмчик не испачкается. Новому старпому пойдет, - заметил контр-адмирал.
– Три ружья, нас здесь тоже трое, значит, и пить каждому сразу из трех бутылок, - подсчитал Микитчик.
– Арифметик, - с уважением отозвался о нем капитан.
– Люблю умных людей.
Спустя час каждый говорил о своем, не слушая других. Контр-адмирал держал Бурмистрова за лацкан и громогласно вещал:
– Я сказочно богат, дурак ты этакий, неужели не понимаешь? Вот только одну вещичку осталось приобрести - и все, на покой, больше ничего не нужно. Она здесь, на твоем пароходе. Иначе бы я сюда и не сунулся, на калошу эту старую. А рейс будет последний, запомни... Буль-буль-оглы!
Микитчик разговаривал сам с собой, держа перед носом стакан и подмигивая ему:
– Это гениальная идея! К черту террористов! Пусть они где-нибудь там, сбоку, на фоне, задним планом... Главное - шпионские страсти. Секретное донесение. Абвер. Стоп. При чем здесь Мюллер? Нет, Моссад, ЦРУ, КГБ, Интерпол - и всех в один котел! Пусть варятся. На пароходе. Ищут чего-то. Суперагент. Роковая красавица. Немного секса. Немного черного юмора. Немного крови. И побольше дури, дури, чтобы всех задурить, всех обмануть, всех с носом оставить!..
Сам хозяин каюты толкал какую-то замысловатую, не поддающуюся расшифровке речь: