Убийство Морозного Короля

Робинсон Кэндис

Морозко не мог допустить, чтобы печать разрушилась.

Эйра должна была умереть.

8. ЭЙРА

Утренний свет проникал сквозь стеклянные двери, выходящие на балкон, когда Эйра стояла посреди комнаты. Комната с птичьей клеткой. Она скрипнула зубами, подумав о Морозко, и пожалела, что не плюнула ему в лицо, а не на мраморный пол рядом с его нетронутым ботинком. Почему он просто не убил ее? Был ли это его план с самого начала? Держать ее в качестве своей игрушки? Дразнить ее, прежде чем убить?

Он определенно не пытался ухаживать за ней. А если под ухаживанием подразумевалось приглашение искупаться вместе с ним, то ему следовало поработать над своими навыками или, что еще лучше, использовать свою руку для собственного удовольствия.

Морозный Король ушел всего несколько минут назад, но дверь оставалась незапертой. Эйра все еще не собиралась сбегать, однако ей захотелось проверить, выставил ли он стражу у ее комнаты, как у другой. Открыв дверь, она увидела того же высокого голубоволосого морозного демона, который охранял ее у предыдущей комнаты.

— Вам нужно, чтобы я вас куда-то проводил? — спросил охранник, его голос был глубоким, но не злым.

— Нет, спасибо. — Она закрыла за собой дверь и оглядела комнату, где ей предстояло пробыть столько времени, сколько сочтет нужным Морозко.

У правой стены кремового цвета стояла большая кровать, рассчитанная на королеву, застеленная черными мехами, голубыми шелковыми простынями и желтым платьем на меховой подкладке, которое оставил ей король. У противоположной стены стоял высокий платяной шкаф из слоновой кости с витиеватой гравировкой и золотыми ручками. В углу комнаты стояли два бархатных кресла, придвинутые к небольшому круглому столу. Напротив него в широком очаге потрескивал огонь, излучая тепло. Она порылась в ящиках стола, надеясь найти нож для писем или что-нибудь еще острое, что могло бы ей пригодиться. Но все ящики были пусты.

Сняв накидку, она повесила ее на стул перед столом. Эйре не хотелось признаваться себе в этом, но комната была прекрасной, даже уютной. Погрев руки у огня, она подошла к шкафу и распахнула обе дверцы, глядя на то, что лежало внутри.

Столько красивых платьев разных размеров и тканей. Кружева. Шелк. Меха. Бархат. Кожа. Она провела руками по каждому из них, желая показать их все Сарен. Ее подруга была бы в восторге, умоляя примерить их. Ее сердце сжалось, когда она подумала не только о Сарен, но и о своем отце. Скорее всего, он сейчас сидит за их общим рабочим столом и, чтобы отвлечься, перебирает в руках все, что может, как это было с ее матерью.

Дверь открылась, и Эйра обернулась: в комнату вошла Ульва, одетая в другую малиновую тунику и черную кожаную юбку. Она несла два полотенца и корзину с мылом, а ее взгляд скользнул к открытому шкафу.

— По просьбе короля я делаю это для приходящих сюда девиц перед их уходом. Что-то вроде подарка или знака.

Неудивительно, что смертные распространяли чудесные истории о Морозном Короле. Они радовались прекрасному подарку после того, как их ублажал сам король, а потом сплетничали об этом. После того как ее выгнали из дворца, красивого платья было бы недостаточно, чтобы удовлетворить Эйру. Но та ее часть, которая любила творить, сосредоточилась на другом.

— Это ты сделала? — спросила Эйра, проводя

пальцем по кружевному рукаву.

— Я. — Ульва улыбнулась, придвинулась ближе и провела рукой по кожаному лифу, после чего отступила назад. — Я также шью форму для всех здесь.

— Ты талантлива, — сказала Эйра, закрывая дверцы гардероба. — Я делаю вещи вместе с отцом… или делала. Но я никогда не смогу создать такую одежду. Мы делаем игрушки и другие вещи для близлежащих деревень.

— Ты привезла что-нибудь с собой? — спросила Ульва, заинтересовавшись.

— Мне не разрешили ничего брать с собой. — Эйра поджала губы, потом вспомнила куклу Морозко, которую она наблюдала в камине гостиной, превратившуюся в пепел, и не смогла удержаться от улыбки.

Ульва закусила губу и кивнула, словно вспомнив, что говорит не с фрейлиной, которая покинет дворец, а с той, кого должны были принести в жертву.

— Я должна приготовить тебе ванну.

— Спасибо. — Несмотря на то, что она хотела отказаться от принятия ванны, чтобы досадить Морозко, Эйра очень нуждалась в ней. Грязь и пот прилипли к ней. И если она собиралась получить хоть какое-то удовольствие от пребывания здесь, то вполне могла позволить себе принять теплую ванну.

Наполнив ванну, Ульва ослабила завязки на косе Эйры и распустила ее волосы. Длинные темные локоны каскадом рассыпались по плечам, спустились по спине и упали до талии.

Ульва изучала лицо Эйры, прищурившись.

— Тебе следует носить волосы распущенными — они подчеркивают твою сердцевидную форму лица.

Эйра не знала, хорошо это или плохо — жители никогда не говорили о ее лице и не замечали ее, если только не хотели сделать что-то на заказ.

Ульва расстегнула пуговицы на платье Эйры. С самого детства ее никто не раздевал, и это был первый раз, когда ее побаловали.

Когда Ульва добралась до последней пуговицы, Эйра сказала:

— Об остальном я позабочусь сама.

— Ты уверена, что тебе не нужна помощь, чтобы одеться? — спросила Ульва, подхватывая корзину.

— Нет, но спасибо.

Эйра сняла сапоги и прошла в купальню, которая была больше всех комнат в ее хижине. Фарфоровая ванна на когтистых лапах была наполнена практически до краев, от воды шел легкий пар. В глубине комнаты стоял массивный туалетный столик цвета слоновой кости и прямоугольное зеркало, украшенное золотыми снежинками. На стенах были выгравированы синие и белые извилистые узоры, петляющие и закручивающиеся. Перед ванной лежал пятнистый меховой коврик и два пушистых полотенца, которые оставила Ульва.

Закрыв дверь, Эйра выпуталась из одежды, и в ноздри ударил неприятный запах. Она удивилась, что Ульва ничего не сказала, но слуга казался невероятно вежливым. Далеко не то, чем был Морозко…

Эйра шагнула в ванну и с тихим стоном опустилась в теплую воду. Она погрузилась в воду, затаив дыхание и думая о доме, жалея, что не успела сказать больше перед отъездом. Провести еще немного времени с отцом и Сарен.

Она вынырнула из воды и вздохнула, схватив можжевеловый брусок мыла. Умываясь, она старалась не думать ни о короле, ни о том, что, не сумев раздобыть оружие, она лишь создает себе роскошь перед неминуемой смертью. С любовью.