Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть?

Мойес Патрисия

— Когда приходят сотрудники? — поинтересовался Генри.

— Теоретически в половине десятого, — ответил сержант, — но если верить швейцару, сегодня многие придут позже.

— Почему?

— Прошлой ночью они работали допоздна, насколько я… — Со стороны входной двери послышался шум, Генри обернулся и увидел, как внушительных габаритов констебль борется с молодым человеком в кожаной куртке. Сержант вздохнул. — Видите? — сказал он Генри, а затем, повернувшись к молодому человеку, бросил: — Я десять раз уже сказал, чтобы вы уходили!

— Мой конверт! — закричал молодой человек. — Вы не понимаете! Я должен получить мой конверт! Это Париж!

— Где Париж?

— В

конверте, разумеется. Мы должны были сдаться в набор в восемь!

— Псих, — флегматично заметил сержант. — И это только начало.

— Подождите, — вмешался Генри. — Я правильно понимаю, что вы ждете каких-то отчетов из Парижа, которые следовало сдать в печать в восемь часов?

Перед молодым человеком, казалось, забрезжила надежда.

— Вы не можете их достать, сэр? Это чертовски срочно, правда.

— Здесь случилось серьезное происшествие, — сказал Генри, — погиб человек. Вам лучше всего позвонить в типографию и сказать, что произошла задержка. А потом подождите здесь. Я сделаю все, что смогу.

— Спасибо, сэр. Вы его ни с чем не спутаете. Он должен быть в кабинете редактора, а на нем надпись «“Пикториал принтерз” — отдать курьеру». И если бы вы только смогли добыть его поскорее, сэр…

Его мольбы все еще звучали в холле, когда Генри и сержант вошли в лифт.

— А теперь, — сказал Генри, — введите меня в курс дела.

Рядом с большим и представительным сержантом он выглядел маленьким и незначительным — неприметный человек за сорок со светло-русыми волосами, большими голубыми глазами, тихим голосом и застенчивой манерой держаться, — но его внешность была обманчиво простой в том же смысле, как и маленькие черные платья от Монье. Сержант хорошо знал, что должен дать точный и полный отчет, и тщательно подбирал слова.

— Меня вызвал, — начал он, — констебль Хатчинс, дежуривший на этом участке. Это было в семь пятьдесят пять. По всей видимости, наш приятель с парижским конвертом выбежал из здания и едва не сбил констебля с ног. Хатчинс уже говорил с ним — в пятнадцать минут восьмого, — когда парень пытался разбудить всех в здании, чтобы добраться до своего драгоценного конверта. Очевидно, что женщина, которая должна была ему его отдать, все это время лежала наверху мертвой. Он даже пошел и позвонил, пока Хатчинс стоял тут у дверей и присматривал за его мотоциклом, но, разумеется, безрезультатно. В любом случае, по всей видимости, швейцар Альфред Сэмсон пришел, как всегда, без десяти восемь и поднялся наверх, чтобы посмотреть, что случилось. Он нашел ее мертвой. Отравление цианидом, тут никаких сомнений. Доктор сейчас наверху с ней, но я помню то дело в прошлом году — это точно цианид. Очень неприятное зрелище.

— Кто она? Или, точнее, кем она была?

Сержант заглянул в свой блокнот.

— Мисс Хелен Пэнкгерст, заместитель главного редактора, — сказал он. — Это все, что мне удалось вытянуть из Сэмсона до того, как начали собираться уборщицы. Я не позволил им подняться наверх, разумеется. Все они сейчас в приемной, если вы хотите с ними поговорить, разумеется.

— Хорошо. Что еще вы сделали?

— Позвонил главному редактору — некой мисс Марджери Френч. Швейцар дал мне ее номер. Она скоро подъедет. Я решил, что так будет лучше всего.

— Очень разумно, — отозвался Генри. — Есть информация о ближайших родственниках?

— Пока нет. Думаю, мисс Френч должна знать. Я счел за лучшее не трогать ее сумочку и все остальное до вашего прихода.

Лифт плавно остановился на пятом этаже. Генри вышел из него и осмотрелся.

Дом XVIII века, в котором располагалась редакция «Стиля», изо всех сил пытался сохранить

свой прежний вид. На первом этаже очаровательный холл оказался зажат между стеклянными входными дверями и освещенной неоновым светом бухгалтерией. Здесь, на пятом этаже, в редакции внешний вид поддерживался в передней части здания, выходящей на Эрл-стрит и «Оранжерею».

Генри обнаружил, что стоит на темно-лиловом ковре, в коридоре, с большим вкусом облицованном полированным деревом теплого золотистого цвета. Прямо перед ним были две двери, украшенные резьбой, сочетающейся с облицовкой коридора. На обеих дверях виднелись скромные таблички в позолоченных рамках. На правой значилось «Мисс Хелен Пэнкгерст, заместитель главного редактора», на второй — «Мисс Тереза Мэннерс, редактор раздела моды». В конце коридора, там, где он сворачивал под прямым углом, виднелась такая же дверь с табличкой, гласившей: «Мисс Марджери Френч, главный редактор». Дверь напротив нее, справа от Генри, была оформлена проще, деревянная табличка на ней прямо и коротко заявляла — «Мода».

Даже стоя у лифта, Генри мог видеть, что там лиловый ковер и заканчивается, уступая место простому бетонному полу и выбеленным стенам. За кабинетом главного редактора простое и функциональное объявление, снабженное стрелкой, гласило: «Студия сюда». Под ним, на другом листе картона, было написано с некоторым ехидством: «Художественный отдел. Входить строго-настрого запрещено, какой бы у вас ни был повод». На двери с табличкой «Мода» висело еще два объявления, прикрепленных клейкой лентой: «Курьерам и моделям на подгонку вещей сюда» и «Входите без стука. Если постучите, вас все равно никто не услышит».

Сержант откашлялся и произнес, как будто извиняясь:

— Она там, сэр. В своем кабинете.

— Расскажите мне, — попросил Генри, — об этой ночной работе. Полагаю, она имела к ней отношение.

— Мне удалось выяснить не так уж много, — признался сержант, — вам придется спросить мисс Френч. Швейцар сказал, что они работали над каким-то специальным выпуском, посвященным парижской моде. Он не знает, кто именно тут оставался, но говорит, что обычно это те, кого он называет большими шишками. По всей видимости, эта бедная девушка как раз все и писала, так что она всегда оставалась тут на всю ночь и утром вручала конверт нашему юному другу внизу. Остальные, должно быть, ушли домой раньше. Это все, что я могу вам сказать.

— Что ж, ясно, — произнес Генри. — Теперь давайте взглянем на нее.

Он открыл дверь кабинета Хелен и вошел внутрь.

Существует мало вещей, которые привлекают внимание больше, чем труп посреди небольшой комнаты. Тем не менее, когда Генри вошел внутрь, первое впечатление на него произвела не сама Хелен, а невероятный беспорядок, царивший в кабинете. Достаточно было бы одних столов — оба, принадлежавший Хелен и, по всей видимости, ее секретарю, были полностью погребены под лавиной бумаг, как будто кто-то рылся в стеллаже и разбросал все, что в нем лежало, по кабинету, как опавшие с деревьев лепестки цветов. Но еще больший беспорядок царил под столом Хелен, где пол был усеян белыми и розовыми предметами женского белья, переплетениями нейлоновых чулок, а также усыпан разбросанными блузками, свитерами, расческами и бусами. Все это, по всей видимости, изверглось из недр чемодана, который сейчас стоял пустым посреди этого хаоса. Коробка с пудрой раскрылась, и вся комната была покрыта розовой пылью, в воздухе стоял тяжелый, удушающий запах, который источала разбитая бутылка духов с парижской наклейкой. Царившие жара и духота сделали и без того тяжелые духи совершенно невыносимыми. Генри слегка замутило.