Убийство под аккомпанемент
Шрифт:
— Номер я видел в кабинете. Там имеется колонка ответов на письма в редакцию, которую ведет некто, называющий себя НФД.
— Я его не видела. Подобные журналы меня не интересуют.
— Тогда, наверное, нет смысла спрашивать, не подозревали ли вы, что НФД — это Эдвард Мэнкс?
Для леди Пастерн немыслимо было вскочить на ноги: один только корсет воспрепятствовал бы подобному упражнению. Но со внушительной энергией и сравнительной быстротой она приобрела стоячее положение, и старший инспектор с изумлением увидел, как ее грудь вздымается, а лицо и шея приобрели цвет вульгарного кирпича.
— Impossible! [48] —
— Я не вполне понимаю… — начал Аллейн, но она его перекричала:
— Возмутительно! Он решительно не способен… — Она обрушила на него град французских эпитетов. — Я не могу обсуждать подобные фантазии. Невероятно! Чудовищно! Клевета! Клевета худшего пошиба! Никогда!
— Но почему вы так говорите? Исходя из литературного стиля?
Рот леди Пастерн открылся и закрылся снова. Она уставилась на него в полной ярости.
48
Невозможно (фр.).
— Можно выразиться и так, — выдавила она наконец. — Можно выразиться и так. Определенно. Исходя из стиля.
— Однако вы никогда журнал не читали?
— Очевидно, это вульгарное издание. Я видела обложку.
— Позвольте, — предложил Аллейн, — я вам расскажу, как возникла такая теория. Мне бы очень хотелось, чтобы вы поняли, что основывается она на фактах. Может быть, сядем?
Леди Пастерн резко села.
Он увидел — и был сбит с толку увиденным, — что она дрожит. Он рассказал про полученное Фелиситэ письмо и показал ей копию, которую напечатал сам. Он напомнил ей про белый цветок в петлице Мэнкса и про то, как переменилась сама Фелиситэ, его увидев. Он объяснил, что Фелиситэ считала, что НФД и Мэнкс одно и то же лицо, и сама в этом призналась. Он сказал, что они обнаружили черновики статей, которые после появлялись на странице НФД, и что эти черновики были отпечатаны на машинке в кабинете. Он напомнил, что Мэнкс три недели жил на Дьюкс-Гейт. Но протяжении всего рассказа она сидела с прямой спиной, поджав губы, и — необъяснимо — буравила взглядом верхний правый ящик письменного стола. Каким-то непостижимым образом он наносил ей один коварный удар за другим, но продолжал, пока не дошел до конца.
— Поэтому вам следует признать, что по меньшей мере такая возможность существует.
— Вы его спрашивали? — слабым голосом спросила она. — Что он говорит?
— Еще нет, но спрошу. Конечно, сам вопрос, является ли он НФД, может оказаться несущественным для нашего расследования.
— Несущественным! — воскликнула она, точно предполагать такое было чистейшим безумием. Ее взгляд снова остановился на столе. Она контролировала каждую мышцу своего лица, но на глазах у нее выступили и вдруг потекли по щекам слезы.
— Мне очень жаль, — сказал Аллейн, — что я вас расстроил.
— Это меня расстраивает, так как я нахожу, что это похоже на правду. Я в некоторой растерянности. Если нет ничего больше…
Он тут же встал.
— Ничего больше. До свидания, леди Пастерн.
Но она окликнула его, не успел он еще дойти до двери.
— Минутку.
— Да?
— Позвольте заверить вас, мистер Аллейн, — сказала она, прижимая к щеке платок, — что мое неразумное поведение не имеет решительно никакого значения. Тут затронуты
И, поняв, что его больше не задерживают, Аллейн ушел.
IV
Спустившись на площадку второго этажа, Аллейн с удивлением услышал звуки рояля, доносившиеся из бального зала. Играли довольно неловко, и по звучанию выходило так, будто быстрая джазовая мелодия приобрела вдруг похоронный настрой. На площадке дежурил сержант Джимсон. Аллейн дернул головой в сторону дверей в бальный зал, которые стояли приотворенные.
— Кто играет? — спросил он. — Лорд Пастерн? Кто, дьявол его побери, открыл ту комнату?
С видом смущенным и шокированным Джимсон доложил, что ему кажется, это лорд Пастерн. Вид у него был настолько странный, что Аллейн молча прошел мимо него и толкнул двойные двери.
Как выяснилось, за роялем с очками на носу сидел инспектор Фокс. Напряженно подавшись вперед, он сосредоточенно считывал рукописные ноты. Лицом к нему по другую сторону рояля стоял лорд Пастерн, который, когда Аллейн вошел, сердито, но ритмично ударял по крышке и кричал:
— Нет, нет, мой милый дуралей, совсем не так. Ней-я-йо. Бу-бу-бу. Еще раз. — Подняв глаза, он увидел Аллейна. — Эй! Вы играть умеете?
Фокс без тени смущения поднялся и снял очки.
— Вы-то тут откуда взялись? — вопросил Аллейн.
— Мне понадобилось доложить об одной мелочи, сэр, а поскольку вы в тот момент были заняты, я ждал тут. Его светлость искал кого-то, чтобы испробовать свою новую композицию, но, боюсь…
— Придется мне позвать кого-то из женщин, — нетерпеливо вмешался лорд Пастерн. — Где Фэ? От этого малого никакого проку.
— Я не сидел за пианино с тех пор, как был ребенком, — мягко отозвался Фокс.
Лорд Пастерн направился к дверям, но Аллейн его перехватил:
— Минутку, сэр.
— Без толку донимать меня новыми вопросами, — рявкнул лорд Пастерн. — Я занят.
— Если не хотите прокатиться с нами в Ярд, на один придется ответить. Когда вы впервые поняли, что револьвер, представленный нами сразу после убийства Риверы, не тот, который вы заряжали в кабинете и пронесли на сцену?
Лорд Пастерн улыбнулся.
— Все-таки пронюхали? — заметил он. — Удивительно, как работает наша полиция.
— Я все еще хочу знать, когда вы сделали это открытие.
— Часов за восемь до вас.
— Как только вам показали подмену и вы заметили, что на ней нет инициалов?
— Кто рассказал вам про инициалы? Эй! — воскликнул в некотором возбуждении лорд Пастерн. — Вы нашли мою вторую пушку?
— Где, по-вашему, ее следует поискать?
— Если бы я знал где, мой милый олух, я сам бы ее забрал. Господи, я же знаю цену своему оружию!
— То оружие, из которого вы стреляли в Риверу, вы передали Морри Морено, — внезапно вмешался Фокс. — Это не то самое, милорд? То, где имелись инициалы? То, которое вы зарядили в этом доме? То, которое пропало?