Убийство Роджера Экройда
Шрифт:
— А чем привлек к себе ваше внимание Ральф Пэтон? Красивой внешностью?
— Нет, не только этим, хотя он необычайно красив для англичанина. У него такая внешность, что ваши женщины-писательницы сравнивали бы его с греческим богом. Нет, с молодым человеком происходило что-то такое, чего я не мог понять.
Последние слова он произнес, как бы размышляя, тоном, который произвел на меня какое-то неопределимое впечатление. Он как бы подводил итог поведению молодого человека в свете только ему одному известных фактов. С этим впечатлением я и ушел, когда из дому меня позвала моя сестра.
Я вошел в дом.
— Я встретила мистера Экройда.
— И что же?
— Я остановила его, но он, казалось, очень спешил и торопился уйти.
Я не сомневался, что было именно так. Он не хотел говорить с Каролиной точно так же, как немногим раньше — с мисс Ганетт. Если не больше. Но не так-то легко отделаться от Каролины.
— Я его сразу же спросила о Ральфе. Он был страшно удивлен. Он не имел никакого представления о том, что парень здесь. Он даже сказал, что я, наверное, ошиблась. Я! Ошиблась!
— Смешно, — заметил я. — Ему следовало бы знать тебя лучше.
— Потом он сказал, что Ральф и Флора помолвлены.
— Я знаю об этом, — перебил я ее со скромной гордостью.
— Кто тебе сказал?
— Наш новый сосед.
Секунду или две Каролина явно колебалась, подобно шарику рулетки, когда он на мгновение замирает между двумя номерами. Но она все ж таки удержалась, чтобы не заговорить о такой соблазнительной новости, и продолжала:
— Я сказала мистеру Экройду, что Ральф в «Трех вепрях».
— Каролина, — упрекнул я ее, — неужели ты не понимаешь, что своей привычкой неразборчиво повторять все, о чем говорят другие, ты можешь наделать много неприятностей.
— Глупости, — сказала моя сестра. — Люди должны знать все. И я считаю, что рассказывать им — это мой долг. Мистер Экройд был очень благодарен мне.
— Что же дальше? — спросил я, так как было видно, что это еще не все.
— Я думаю, он пошел прямо в «Три вепря», и если это так, то Ральфа он там не застал.
— Не застал?
— Нет. Потому что, когда я возвращалась лесом…
— Лесом? — перебил я ее.
Каролина покраснела.
— Сегодня такой восхитительный день, — воскликнула она. — Мне захотелось немного прогуляться. Лес с его осенними красками великолепен в это время года!
Каролина ставит лес ни во что в любое время года. Лес для нее такое место, где можно промочить ноги, или где всякого неприятного рода вещи могут капнуть вам на голову. Нет, в наш местный лес Каролину мог привести только хорошо развитый инстинкт мангусты. Лес — это единственное место, примыкающее к деревне Кингс Эббот, где можно поговорить с молодой женщиной, не боясь, что вас увидит вся деревня. Он граничит с Фернли Парк.
— Ну, продолжай, — сказал я.
— Когда я возвращалась лесом, я услышала голоса.
Каролина помедлила.
— И что же?
— Один голос принадлежал Ральфу Пэтону. Я узнала его сразу. Другой был женский. Конечно, я не думала подслушивать…
— Да, да. Конечно, — заметил я с откровенной насмешкой, которая, однако, не задела Каролину.
— Но я просто не могла не услышать. Девушка что-то сказала, — я не совсем уловила, что именно, — и Ральф ответил. Голос его был сердитый. «Моя дорогая, — сказал он, — неужели ты не понимаешь, что старик может
— Это было самым досадным, конечно, — сказал я. — Но думаю, ты все же поспешила в «Три вепря» в бар, чтобы подкрепиться рюмкой коньяка, а заодно и убедиться, обе ли официантки на месте?
— То была не официантка, — с уверенностью сказала Каролина. — Я почти уверена, что это была Флора Экройд. Только…
— Только тогда все кажется лишенным смысла, — согласился я.
— Но если это была не Флора, то кто же?
Моя сестра быстро перебрала всех девушек, живущих в округе, с многочисленным перечислением всех «за» и «против» для каждой. Когда она остановилась, чтобы перевести дух, я пробормотал что-то о больном и выскользнул из дома. Я направился в «Три вепря», полагая, что Ральф Пэтон, вероятно, уже туда вернулся.
Я слишком хорошо знаю Ральфа, по крайней мере, лучше, чем кто-нибудь другой в Кингс Эббот, потому что я знал его мать и, следовательно, понимаю в нем многое из того, что других озадачивает. Он стал в какой-то степени жертвой наследственности. Он не унаследовал от своей матери роковую склонность к спиртному, но, тем не менее, в нем скрыто какое-то слабоволие. Как уже заявил мой новый друг, он необыкновенно красив. Шести футов роста, пропорционально сложен, с легким изяществом атлета. Он брюнет, как и мать, а красивое загорелое лицо всегда готово озариться улыбкой. Ральф Пэтон из тех, кто очаровывает легко и без усилий. Он потворствует своим желаниям, сумасброден и расточителен, ни перед чем в мире не преклоняется. Несмотря на все это, он очень привлекателен, и все его друзья ему преданы. Смог бы я что-нибудь сделать для него? Думаю, что смог бы.
В «Трех вепрях» мне сказали, что капитан Пэтон только что вернулся. Я поднялся наверх и вошел в его комнату без доклада. На какой-то момент, вспомнив, что я слышал и видел, я усомнился в хорошем приеме, но опасения эти были напрасны.
— О! Шеппард! Рад вас видеть! — С улыбкой и протянутой рукой он пошел мне навстречу. — Единственный человек, которого я рад видеть в этой дыре.
Я вскинул брови.
— Что же вы делаете в этой дыре?
Он раздраженно усмехнулся.
— Это долгая история. У меня плохи дела, доктор. Но прежде выпейте.
— Благодарю — выпью.
Он нажал на кнопку звонка, затем вернулся и бросился в кресло.
— Если говорить без обиняков, — сказал он мрачно, — у меня все чертовски запутано. Ни малейшего представления, что делать дальше.
— Что случилось? — спросил я сочувственно.
— Все это мой отчим, черт его дери.
— Что же он сделал?
— Дело не в том, что он сделал, а в том, что он, вероятно, сделает.
Пришли на звонок, и Ральф заказал вино.
Когда человек ушел, он сел, сгорбившись, в кресло, хмурясь своим мыслям.