Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)
Шрифт:
— Вам звонил Томс?
— Да. Вероятно, его попросил сэр Джон. Не знаю почему, — Робертс вдруг смутился, — иногда манеры Томса мне кажутся невыносимыми.
— Неужели? — улыбнулся Аллейн. — Он такой весельчак.
— Весельчак? Вот именно! Но сегодня я счел его юмор неуместным.
— Что он сказал?
— Если я пожелаю смыться, то он одолжит мне рыжие бакенбарды и накладной нос. Очень глупо.
— Конечно, — согласился инспектор.
— Сам-то мистер Томс считает свое положение неуязвимым, поскольку не только делал инъекцию на виду у других, но и не имеет
— Полагаю, мистер Томс постоянно находился в пред-операционной, пока вы все вместе не вошли внутрь?
— Понятия не имею, — сухо ответил Робертс. — Сам я туда пришел с сэром Джоном, сказал что требовалось и отправился к пациенту в наркозную палату.
— Хорошо. Получим более точное представление обо всех ваших перемещениях во время реконструкции.
— Надеюсь. — Анестезиолог выглядел встревоженным. — Хотя данный эксперимент нам всем потреплет нервы. Разумеется, кроме Томса. — Он помолчал и нерв-но добавил: — Инспектор Аллейн, я не имею права задавать этот вопрос, но меня не может не интересовать, имеется ли у полиции версия относительно данного преступления.
Тот привык к подобным вопросам.
— У нас есть несколько версий, — ответил он. — И все они более или менее подходят. Вот что самое неприятное.
— Вы рассматривали возможность самоубийства? — В голосе Робертса прозвучали грустные нотки.
— Мы рассматривали и ее.
— Не забывайте о его наследственности.
— Помню. Но после приступа в палате общин физическое состояние сэра Дерека не позволяло ему совершить самоубийство. И во время речи он вряд ли имел возможность принять гиосцин.
— И снова вспомните о его наследственности. Он мог постоянно носить при себе таблетки гиосцина и принять их под воздействием внезапного эмоционального импульса. Те, кто изучает психологию самоубийц, часто сталкиваются с аналогичными случаями. Не подносил ли он руки ко рту во время речи? У вас недоверчивый вид, инспектор Аллейн. Вероятно, вам кажется подозрительным, что я настаиваю на этой возможности. У меня… у меня есть причина надеяться, что в итоге выяснится, что О'Каллаган убил себя сам, но моя надежда вызвана не чувством вины.
Маленькие глазки анестезиолога возбужденно блестели. Аллейн пристально наблюдал за ним.
— Доктор Робертс, может, вы скажете, что у вас на уме?
— Нет! — категорически отказался тот. — Нет, если только не случится самое ужасное.
— Что ж, как знаете, — кивнул старший инспектор. — Я не могу вас принудить изложить мне свою версию. Только имейте в виду: опасно утаивать информацию, когда речь идет об убийстве.
— Вероятно, это не убийство! — выкрикнул Робертс.
— Даже если принять вашу версию о самоубийстве, трудно поверить, что человек склада сэра Дерека совершил бы его так, чтобы бросить тень подозрения на других.
— Нет, он не стал бы бросать тень на других, — согласился Робертс. — Это, безусловно, веский аргумент. Однако наследственная мания самоубийства иногда проявляется внезапно и очень странно.
Он подошел к книжному шкафу, снял с полки один из томов, открыл и начал читать в сухой, назидательной манере, словно перед ним был не Аллейн, а группа студентов. Вскоре слуга принес чай, с видом терпеливой доброжелательности сам налил и поставил чашку под нос Робертсу. Дождавшись момента, когда врач закроет очередную книгу, отобрал ее и обратил его внимание на чай. Затем поставил столик между мужчинами и ушел.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Робертс, уже после того как за слугой закрылась дверь.
Все еще весь в науке, он не пригубил напиток и не предложил Аллейну, но время от времени тянулся рукой за тостом. Минуты бежали быстро. Инспектор по-смотрел на часы.
— Боже! — воскликнул он. — Половина пятого. Нам пора собираться и…
— Тссс… — раздраженно перебил его хозяин дома.
— Я вызову такси.
— Нет-нет! Я сам вас отвезу, инспектор. Одну минуту.
Он метнулся в коридор и отдал несколько суетливых распоряжений слуге-коротышке, который помог ему надеть пальто и подал шляпу. Потом он вернулся в гостиную и схватил свой стетоскоп.
— А ваши приспособления для наркоза? — напомнил Аллейн.
— Вы хотите и это?
— Пожалуйста, если не затруднит. Разве сэр Джон вам не сказал?
— Беру, — кивнул Робертс и устремился по короткому коридору.
— Вам помочь, сэр? — спросил слуга.
— Нет. Выведите машину.
Вскоре Робертс появился с похожим на графин аппаратом с большими цилиндрами, установленным на раму на колесах.
— Вам не скатить его одному по ступеням, — заметил Аллейн. — Позвольте, помогу.
— Спасибо, спасибо. — Робертс нагнулся и проверил, хорошо ли закручены крепящие нижнюю раму болты. — Нельзя, чтобы они ослабли, — объяснил он. — Беритесь за верх. Аккуратнее. И потихоньку спускаем.
Поместить аппарат в автомобиль оказалось непросто. Наконец они выбрались на Брук-стрит, и пока ехали, Робертс все время говорил, но по мере приближения к клинике становился менее словоохотливым, сильнее нервничал и, когда встречался с Аллейном взглядом, поспешно отворачивался. А после третьего или четвертого раза неловко рассмеялся:
— Не нравится мне предстоящий эксперимент. Наша профессия закаляет дух, но в этом деле есть нечто тревожное. Очевидно, из-за элемента неопределенности.
— Но все-таки, доктор Робертс, у вас есть своя версия?
— У меня? Нет. Надеюсь, что это самоубийство. Но никакой конкретной версии у меня нет.
— Ладно, — кивнул Аллейн.
Робертс взволнованно посмотрел на него, но промолчал.
В приемной на Брук-стрит они застали Фокса, безмятежно разглядывающего мраморную женщину. С ним был инспектор Бойз — крупный краснолицый полицейский с зычным голосом и напоминающими окорока руками. Он не спускал благосклонного, но пристального взгляда с коммунистических обществ, изменнических по духу пропагандистов и просоветски настроенных книготорговцев. У него выработалась привычка говорить об этих людях как о надоедливых, но безвредных малых детях.