Убийство в Орсивале
Шрифт:
— Не стоит! — ответил отец Планта. — Я сам вам помогу, это быстрее.
И тотчас же они вдвоем подняли с кровати полог и положили его на пол. Затем подняли занавески.
— Ну? — воскликнул Лекок. — Прав ли я?
— Совершенно верно, — ответил немного удивленный Домини. — Постель измята.
— Да, измята, — сказал сыщик, — но в нее еще не ложились.
— Ну, положим… — вздумал было возражать Куртуа.
— Я в этом уверен, — перебил его сыщик. — Правда, постель раскрыли, быть может, даже валялись на ней, помяли подушки, скомкали одеяло, измяли простыню, но опытному глазу незаметно, чтобы на ней спали двое. Помять постель гораздо труднее, чем привести ее в порядок. Для того чтобы ее измять, необходимо по-настоящему на ней лежать, согреть ее. Постель представляет собой одного из самых серьезных свидетелей, которые не обманывают никогда и против которых никакие уловки не спасут. На этой постели не спали…
— Но можно предположить, — заметил Планта, — что графиня еще не раздевалась, а граф уже лежал в постели.
Судебный следователь, врач и мэр подошли поближе.
— Нет, милостивый государь, — ответил Лекок, — и я вам это докажу. К тому же это вовсе не составляет труда, и, когда я закончу, десятилетний ребенок сумеет произвести точь-в-точь такой же беспорядок, как этот.
Он потихоньку вновь расправил простыню и одеяло на постели.
— Обе подушки сильно измяты, — продолжал он, — не правда ли? Но вы взгляните на те места, где должны были лежать головы спящих! Они вовсе не тронуты. На них вы не найдете ни одной складочки, ни одной морщинки, которые получились бы от тяжести головы или от движений рук. Но это еще не все. Оглядите постель от середины к краям, проведите рукой вот так, — он провел рукой, — и вы почувствуете сопротивление, которого не стало бы, если бы в этом направлении были протянуты ноги. Госпожа Треморель, однако, была такого роста, что должна была занимать всю постель по длине.
Это объяснение было настолько ясно, настолько осязаемы были доказательства, что в них уже не могло быть никакого сомнения.
— Это еще не все, — продолжал Лекок. — Перейдем ко второму матрацу. Редко вспоминают о втором матраце, когда для известных целей стараются привести в беспорядок постель или даже просто измять ее.
Он поднял волосяной наматрасник, и оказалось, что нижний матрац был туго натянут и нисколько не обмят.
— Ну вот видите! — проговорил Лекок.
— Теперь доказано, — сказал судебный следователь, — что господин Треморель на кровати не лежал.
— И это тем более так, — добавил доктор Жандрон, — что если бы он был убит на постели, то что-нибудь из его одежды да осталось бы на стульях.
— Не говоря уже о том, — небрежно проговорил Лекок, — что на простыне обязательно осталась бы хоть одна капля крови. Еще один факт: убийцы не были сильными.
— Мне кажется просто изумительным, — сказал мировой судья, — как это сумели убить такого молодого и такого сильного человека, как граф Гектор, да еще не во время сна!
— И в доме, полном оружия, — добавил доктор Жандрон. — Ведь кабинет графа абсолютно весь увешан ружьями, мечами, охотничьими ножами! Ведь это настоящий арсенал!
— Если против всякого ожидания, — заключил Домини, — Геспен не пожелает открыть нам сегодня или завтра тайну, то труп графа разрешит загадку.
— Только бы найти его! — ответил отец Планта.
Во время этого разговора Лекок продолжал свои исследования, поднимая мебель, изучая изломы, задавая вопросы малейшим обломкам, точно они могли рассказать ему всю правду. Временами он вытаскивал из футляра, где у него были лупа и еще какие-то другие странные инструменты, металлический стержень, загнутый на конце, который он вводил в замочные скважины и вертел им там.
С пола он поднял несколько ключей и салфетку, которая должна была указать ему на нечто замечательное, потому что он отложил ее в сторону.
Он входил и выходил из спальни в кабинет графа и обратно, не произнося ни слова о том, что думал, стараясь добыть материал из всех своих наблюдений и припоминая не только когда-либо слышанные им фразы, но даже их интонацию, ударения…
— Ну что ж, господин Лекок, — обратился к нему отец Планта, — есть ли у вас какие-нибудь новые указания?
В этот момент с настойчивым вниманием Лекок всматривался в висевший над постелью большой портрет графа Гектора Тремореля.
Услыхав голос Планта, он обернулся.
— Ничего положительного, — ответил он, — но, во всяком случае, фонарь у меня уже в руках, в фонарь вставлена свеча, не хватает только спички.
— Говорите яснее, прошу вас… — строго сказал судебный следователь.
— Слушаюсь! — ответил Лекок тоном, в котором нельзя было не услышать иронии. — Я еще не решился. Мне нужна помощь. Если бы, например, господин доктор взял на себя труд осмотреть труп графини Треморель, то он оказал бы мне этим громадную услугу.
— Я сам хотел просить вас об этом, любезный доктор, — обратился к Жандрону Домини.
— С величайшей охотой, — ответил старик доктор и тотчас же направился к двери.
Лекок остановил его за руку.
— Позволю себе обратить внимание доктора, — сказал он уже совершенно другим тоном, — на те раны, которые нанесли госпоже Треморель тупым орудием, как я полагаю, молотком. Я уже видел эти раны, но я не врач, хотя они все-таки показались мне подозрительными.
— И мне тоже, — быстро добавил отец Планта, — бросилось в глаза, что на поврежденных местах нет кровоподтеков.
— Природа этих ран, — продолжал Лекок, — будет ценным указанием, которое окончательно меня убедит. В ваших руках, господин доктор, находится спичка, о которой я говорил.
Жандрон уже хотел идти, как на пороге вдруг появился слуга мэра Орсиваля, Баптист. Он низко поклонился и сказал:
— Я за хозяином.
— За мной? — спросил Куртуа. — Зачем? Что случилось? Ни минуты от вас покоя! Скажи, что я занят.
— Я насчет барыни, — ответил боязливо Баптист. — Мы боимся вас встревожить. С барыней что-то творится…
Мэр слегка побледнел.
— С женой? — воскликнул он. — Что ты хочешь сказать? Говори же!..
— Как вам будет угодно… — продолжал Баптист. — Сейчас приходил почтальон с письмами. Я отнес их барыне, которая в это время была в гостиной. Но едва только я вышел от нее с расписками, как услышал страшный крик и стук тела, которое упало словно бы с высоты.
— Да говори же! — крикнул в отчаянии мэр. — Чего ты тянешь?
— Тогда я отворил дверь в гостиную. И что же я увидел? Барыня растянулась на полу. Я тогда давай кричать, звать на помощь. Прибежала горничная, кухарка, еще люди, и мы перенесли барыню на кровать. Мне Жюстина передавала, что письмо это от барышни Лоранс.