Убийство в Вене
Шрифт:
Иерусалим
Огни аэропорта «Лодь» прорезали тьму, царившую на Прибрежной равнине. Габриель прислонил голову к окошку самолета и смотрел, как посадочная полоса медленно поднимается навстречу им. Под вечерним дождем гудрон блестел, как стеклянный. Когда самолет остановился, Габриель заметил человека с бульвара Царя Саула, стоявшего под зонтом у лесенки. Габриель постарался выйти последним.
Они вошли в здание аэропорта через особую дверь, какой пользуются ответственные правительственные чиновники и приезжие официальные лица. Мужчина из Управления был учеником Льва, уважал корпоративный дух и высокие технологии, держался как член правления и был убежден, что оперативные сотрудники – это просто фишки, передвигаемые более высокоорганизованными существами. Габриель шел на шаг впереди него.
– Босс хочет вас видеть.
– Не сомневаюсь, но я два дня не спал и очень устал.
– Босса не интересует то, что вы устали. Кого, черт побери, вы из себя строите, Аллон?
Габриель был недоволен, когда пользовались его настоящим именем, даже в святилище аэропорта «Лодь». Он круто повернулся. Мужчина из Управления, сдаваясь, поднял вверх руки. Габриель снова повернулся и пошел дальше. У мужчины из Управления хватило ума не следовать за ним.
На улице дождь барабанил по тротуару. На стоянке не было ни одного такси. Наверняка все это Лев подстроил. Габриель укрылся на автобусной стоянке и стал думать, куда ехать. Дома в Израиле у него не было, – единственным его домом была Контора. Обычно он останавливался на конспиративной квартире или на вилле Шамрона в Тибериасе.
Черный «пежо» повернул на круг. Тяжесть брони пригибала его к земле. Автомобиль остановился перед Габриелем. Пуленепробиваемое стекло в заднем окне опустилось. Габриель почувствовал знакомый горький запах турецкого табака. Затем он увидел руку с голубыми жилами, испещренную печеночными пятнами, устало взмахнувшую, показывая, чтобы он садился, а не стоял под дождем.
Машина рванулась вперед прежде, чем Габриель успел закрыть дверцу. Шамрон никогда не принадлежал к тем, кто долго простаивает. Он ради Габриеля затушил сигарету и на несколько секунд опустил стекла, чтобы проветрить. Когда окна были снова закрыты, Габриель рассказал ему о недружелюбном приеме, устроенном Львом. Сначала он говорил по-английски, потом, вспомнив, где находится, перешел на иврит.
– Судя по всему, он хочет вызвать меня на ковер.
– Да, я знаю, – сказал Шамрон. – Он и меня хотел бы видеть.
– Как он узнал про Вену?
– Похоже, Манфред Круц после твоей депортации отправился с визитом вежливости в посольство и закатил что-то вроде истерики. Мне сообщили, что это было некрасиво. Министерство иностранных дел в ярости, и весь верхний этаж на бульваре Царя Саула жаждет моей крови… и твоей.
– Что они могут мне сделать?
– Да ничего, потому-то ты и мой идеальный сообщник… поэтому и благодаря твоим талантам, конечно.
Машина выскочила с территории аэропорта и свернула на шоссе. Габриеля удивило то, что они направлялись в Иерусалим, но он был слишком измотан, чтобы это его сильно взволновало. Через некоторое время машина стала подниматься в Иудейские горы. Вскоре в машине запахло эвкалиптами и мокрой сосной. Габриель посмотрел в забрызганное дождем окно и попытался вспомнить, когда в последний раз был на своей родине. После дела Тарика аль-Хурани он провел месяц на конспиративной квартире у стен Старого города, поправляясь после пулевого ранения в грудь. Это было более трех лет назад. Он почувствовал, что нити, связывающие его с этим местом, обрываются. Не получится ли с ним, как с Франческо Тьеполо, что он умрет в Венеции и будет бесславно похоронен на материке.
– Что-то говорит мне, что Лев и министерство иностранных дел будут немного меньше возмущены, когда ознакомятся с тем, что здесь содержится. – И Шамрон показал большой конверт. Пакет, отправленный Габриелем, благополучно прибыл. – Похоже, ты был весьма занят в течение своего короткого пребывания в Вене. Кто такой Людвиг Фогель?
Габриель, прислонил голову к исполосованному дождем окну, рассказал Шамрону все, начиная со встречи с Максом Клайном и кончая стычкой с Манфредом Круцем в своем номере. Шамрон вскоре снова закурил, и хотя в темном лимузине Габриель не мог ясно видеть его лицо, ему казалось, что Старик улыбался. Если Умберто Конти дал Габриелю навыки, позволившие ему стать великим реставратором, то Шамрону он был обязан своей безупречной памятью. Шамрон молчал, пока Габриель не дошел до того, как он проник в коттедж Фогеля. Тут он потребовал, чтобы ему была рассказана удар за ударом драка с офицером полиции, которого Габриель обнаружил у своей машины, и Габриель нехотя выполнил его просьбу. Шамрон слушал, скрестив на груди руки, и одобрительно кивал: «Да, мой мальчик, я бы вел себя точно также».
– Ничего удивительного, что Круц так старался выставить тебя из Австрии, – сказал Шамрон. – Ячейки исламских борцов? – Он прыснул ироническим смехом. – Да, все очень аккуратно проделано. Правительство принимает на себя ответственность и кладет дело под сукно, квалифицируя его как террористический акт, совершенный на австрийской почве. В таком случае след не ведет к австрийцам – к Фогелю и Метцлеру, особенно когда выборы на носу.
Габриель покачал головой.
– А как же быть с документами из Государственного архива? Судя по ним, Людвиг Фогель абсолютно чист.
– Тогда почему же он подложил бомбу в контору Эли и убил Макса Клайна?
– Мы же не знаем, он ли это совершил.
– Верно, но факты, безусловно, указывают на такую возможность. Мы вряд ли смогли бы доказать это в суде, но это купили бы многие газеты.
– Вы предлагаете устроить утечку?
– У меня есть друзья в лондонской прессе.
– Это плохая мысль, – сказал Габриель. – Вы помните Вальдхайма и разоблачения его нацистского прошлого? Это было отметено как иностранная пропаганда и вмешательство во внутренние дела Австрии. Обычные австрийцы сомкнули ряды вокруг него, как и австрийские власти. Кроме того, эта история подняла уровень антисемитизма в стране. Утечка, Ари, это очень плохая мысль.
– Как же ты предлагаешь нам поступать?
– Макс Клайн был убежден, что Людвиг Фогель был эсэсовцем, совершавшим преступления в Аушвице. Судя по документам Государственного архива, Людвиг Фогель был слишком молод, чтобы быть тем человеком, к тому же он служил в вермахте, а не был в СС. Но предположим – дискуссии ради, – что Макс Клайн был прав.
– Тогда, значит, под именем Людвига Фогеля кто-то другой.
– Совершенно верно, – сказал Габриель. – Следовательно, давайте выясним, кто же он на самом деле.
– И как ты намерен за это взяться?
– Не уверен, – сказал Габриель, – но этот конверт с добром из Вены, попади он в нужные руки, может оказаться весьма ценной находкой.
Шамрон помолчал.
– В «Яд Вашеме» есть человек, с которым тебе следует встретиться. Он сможет тебе помочь. Утром я первым делом назначу тебе с ним встречу.
– И еще одно, Ари. Нам нужно вывезти Эли из Вены, как только он будет транспортабелен.
– Именно об этом я тоже думал. – Шамрон снял телефон с консоли и нажал на кнопку срочного соединения. – Это Шамрон. Мне необходимо переговорить с премьер-министром.