Убийство - завтра
Шрифт:
– Как бы то ни было, вы должны были вначале поговорить со мной, а не бить.
– Это рефлекс, - коротко ответила я.
– Вы ведь замахнулись...
Внезапно ревнивая жена исчезла, и на ее месте появилась любезная дамочка с приторной улыбкой. Перемена настроения Бабл удивила меня, но я ничего не сказала.
– Ах, мисс Зейдлиц, я сама, конечно, виновата. Я действительно замахнулась сумочкой... Я была вне себя, не понимала, что делаю... Извините меня. Я была уверена, что вы и есть та, которая... Ну скажите, что я уже прощена!
– Нет, - я хотела отбрить ее по
– Однако я постараюсь все забыть.
Я выдавала некое подобие улыбки.
– Называйте меня Бабл, и мы с вами поладим, - хихикнула миссис Ромейн.
– А вы зовите меня Мэвис.
Наблюдать за нами со стороны, наверное, было бы уморительно: две притворщицы соревновались, кто выдаст больше фальшивых улыбок и льстивых слов.
– Будем друзьями, - пела Бабл.
– Я исправлю свою ошибку. Меня оправдывает то, что я не знала, какая опасность угрожает Рею. А вы, Мэвис, теперь можете рассчитывать на меня. Я бы хотела принять вас в своем доме. Приезжайте после передачи прямо к нам. Поболтаем, выпьем... У нас есть бассейн - можете захватить купальный костюм. Отлично проведем время!
– Не знаю, смогу ли я воспользоваться вашим предложением...
– Мэвис, я буду страшно огорчена, если мне не удастся добиться вашего прощения.
– Ну, чтобы вас не огорчать...
– Вот и замечательно! Значит, сразу, как только закончится передача, вы направляетесь к нам. И захватите Эдди, раз он будет с вами.
– А адрес?
– крикнула я вдогонку миссис Ромейн.
– Телохранитель просто обязан знать, где живет его босс, - небрежно бросила она через плечо.
Глава 3
Телестудия ослепила: экраны, прожекторы, телекамеры... Не скажу, чтобы я растерялась, но под ложечкой у меня засосало - как будто я должна пройти некий ответственный экзамен.
В телестудию меня отвез Эдди Говард. Для видимости я немного посопротивлялась, сказав, что Сэм Варни пришлет свою машину, но Эдди был мил и нагл. Он подхватил меня под руку и ответил, что все уже уладил. Еще он спросил, готова ли я к вечеринке у Ромейнов. Мы поговорили немного о Бабл, причем, Эдди посоветовал поинтересоваться у самого мистера Ромейна, в каком дерьме богатые люди отыскивают подобные "жемчужины".
– После передачи едем к Ромейнам, - сказал Эдди как о чем-то решенном.
– Неужели я обязана подчиняться капризам Бабл?
На это Эдди резонно заметил, что раз мы работаем на Ромейнов и за приличное вознаграждение, то какая разница - одним капризом больше, одним меньше...
Сэм Варни, увидев меня на студии, принялся ворчать, что я опоздала, и потащил за руку к гримерше, которая, не сказав ни слова, начала мазать мое лицо какими-то белилами и пудрить нос.
Я поняла, что в ближайшее время вряд ли смогу принадлежать самой себе: теперь я полностью завишу от этих типов-телевизионщиков. Черт побери!.. По спине пробежал холодок, и кожа покрылась пупырышками. Это произошло от волнения, а не от того, что плечи мои были оголены. И грудь частично тоже. Платье с корсажем сидело на мне просто великолепно. Но я боялась, что камера приблизится вплотную, и зрители заметят, какая у Мэвис Зейдлиц "гусиная кожа". Надеть другое платье на телепередачу я не могла - это противоречило бы моему принципу: женщина должна показывать себя ровно настолько, насколько может. Не больше и не меньше.
Я подошла к столу, за которым уже сидели участники передачи. От "дигов" и "юпитеров" стул нагрелся и показался мне жаровней. Было очень душно и пекло, как в Африке.
Сэм Варни похлопал меня по руке и подмигнул:
– Волнуемся?
– Немного. Я до сих пор не представляю, что буду делать в вашей передаче. Это меня тревожит.
– У вас такой вид, - Сэм шутливо заглянул за корсаж моего платья, - что разговаривать вам и не требуется. Будете отвечать на вопросы, и все.
– Кто еще участвует в передаче?
Я глянула на дам, сидящих за столом: ни одного знакомого лица.
– До эфира я не знакомлю своих гостей друг с другом, - улыбнулся ведущий.
– Это моя политика. Познакомитесь, когда начнется передача.
Сэм полностью переключился на какого-то типа в наушниках, который стоял рядом с телеоператором. Тот начал что-то говорить, затем вскинул руку и выставил указательный палец.
– Добрый вечер, дамы и господа!
– сказал Сэм в пространство, и я поняла, что передача началась.
Сэм смотрел в телекамеру и лопотал, как заведенный. Меня же глаз этого аппарата гипнотизировал, как змея кролика.
– Сегодня в студии очень интересные дамы, - говорил Сэм.
– Две девушки впервые попали на передачу, и это упущение с моей стороны - то, что я раньше их не приглашал. Надеюсь, теперь они станут постоянными участницами шоу. Вы познакомитесь с очаровательными леди чуть позже. А начать сегодняшний вечер я хочу с разговора с дамой, которую вы видели и которая, полагаю, вас еще не раз удивит. Дама, имеющая абсолютно обо всем на свете собственное мнение мисс Абигайль Пинчет!
– Хэлло, Сэм!
Я посмотрела, кто это так затрубил, как слон.
Абигайль Пинчет, очевидно, хотела произвести впечатление и добилась своего: это была немолодая стерлядь в зеленой атласной "чешуе". Интересно, на какой распродаже времен Великой депрессии она нашла этот балахон? Лицо дамы имело землистый оттенок и было неподвижно, как у сфинкса. Тело... Как бы тут выразиться поделикатнее. Жилы и жир. Знаю я таких особ: в молодости вешаются на шею каждому, кто в штанах и с усами, а к старости превращаются в "интересных дам", поглощенных поисками контактов с внеземными цивилизациями и прочей ерундой.
– Вторая собеседница вам не знакома, - продолжал вещать Сэм.
– Не знакома она и мне. Я знаю только то, что эту красивую девушку зовут Долорес. Привет, Долорес!
Та, к которой он обратился и на которую уставила свой беспардонный глаз телекамера, широко улыбнулась. Эта Долорес, как ни тяжело мне признать, была ослепительна. Черные глаза, черные волосы, длинная шея, тонкие запястья и лодыжки, как у породистой лошадки, и синее платье с таким декольте, что даже я вздохнула с завистью. Представляю, что в этот момент происходило с мужчинами у телеэкранов!