Ублюдки и стрелочники
Шрифт:
— Да, у нее правильная идея, но я не тот чувак. Я разорен как черт. Именно поэтому я собираюсь вежливо попросить тебя перестать трахать своего дядю и позволить мне вернуться к работе с тобой. Мне это очень нужно, чувиха.
Я вытаращилась на него.
— Ты издеваешься надо мной.
— Вовсе нет. Это мой выпускной год, Вера. Мне просто нужно получить чертову бумажку и свалить отсюда. Пожалуйста, подумай об этом. Я просто не думаю, что Хамильтон того стоит. У меня такое впечатление, что он не преследует твоих интересов.
— А ты? — недоверчиво спросила я, скрещивая руки на груди. — Ты такой мудак.
Джаред
— Эй. Я просто подумал, что должен тебе. Я действительно думаю, что Хамильтон на каком-то новом уровне дерьма. Что-то в нем не так. А еще ты очень сексуальна, когда злишься. Ну же, милая, нам может быть очень хорошо вместе. Не обязательно все сводить к работе, знаешь ли, — он подмигнул мне.
Джаред, блядь, подмигнул.
— Ты лживый, беспринципный ублюдок! — заорала я, не заботясь о том, кто меня слышит. — Слава Богу, черт возьми, я вовремя узнала, кто ты на самом деле.
Я ткнула Джареда в грудь и сжала губы в тонкую линию, прежде чем снова заговорить.
— Не смотри на меня. Не разговаривай со мной. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Черт, я даже не знаю тебя. Оставь меня в покое. Твои денежные проблемы — не моя проблема.
— И что я должен сказать Джозефу? — прорычал Джаред, вскидывая руки вверх.
— Скажи ему, что у тебя не получилось. Скажи ему, чтобы позвонил мне. Пусть идет на хер, мне все равно. Пока.
Я оставила Джареда стоять с поникшими плечами, а сама направилась в класс. Решив избежать Джареда, я заняла место в четвертом ряду и сердито достала свой блокнот.
Джаред занял свое место как раз перед появлением доктора Бхавсар. Ее глаза просканировали комнату и остановились на мне, сидящей на новом месте.
— Доброе утро, класс. В вашем учебном плане написано, что мы будем говорить о Ральфе Уолдо Эмерсоне, отце трансценденталистского движения. Кто-нибудь может мне объяснить, что такое трансценденталистское движение?
Кто-то через несколько сидений от меня заговорил.
— Это идеалистическая система мышления. В ней говорится, что человечество изначально доброе. Она также подчеркивает превосходство интуиции над логикой и предполагает, что опыт ведет к раскрытию глубочайших истин.
— Поздравляю, ты умеешь читать учебники, — сухо сказала доктор Бхавсар, после чего достала powerpoint и продолжила. — Ральф Уолдо Эмерсон был сторонником индивидуализма. Он отвергал давление общества и делился своими взглядами через эссе, поэзию и лекции. Он верил в интуицию и воображение. Он считал, что люди могут быть сами себе авторитетом, когда решают, что правильно.
Доктор Бхавсар щелкнула кнопкой powerpoint и улыбнулась мне.
— Ты когда-нибудь доверяла своей интуиции больше, чем логике, Вера?
Я сглотнула. Да. Да, это так. Логика подсказывала мне, что Хамильтон — это крушение поезда, которое вот-вот уничтожит меня.
— Да, — признала я.
В первом ряду Джаред фыркнул.
— Я бы не назвал возбуждение интуицией, — сказал он под нос, но достаточно громко, чтобы я услышала.
Чертов ублюдок. Доктор Бхавсар прочистила горло, хмуро глядя на Джареда.
— Эмерсон считал, что наш потенциал безграничен. Думаете ли вы, что люди способны определить, что правильно, без влияния авторитетов, организованной религии, правительства, социальных
— Мы не можем просто отбросить логику ради чувств, — усмехается Джаред. — Что, если наши мысли искажены? Что, если мы совершаем ошибку? Если что-то кажется правильным, это еще не значит, что оно правильное.
Доктор Бхавсар выглядела так, словно пыталась сохранить спокойствие.
— Я здесь не для того, чтобы говорить вам, какой школе мысли следовать. Я просто хочу научить вас различным философиям и тому, как они формируют мир, в котором мы живем. Эмерсон бросил вызов многим устаревшим взглядам. Он был сторонником прав женщин и аболиционистом. Иногда приходится бросать вызов правилам и следовать собственной интуиции в отношении добра и зла. Именно это приводит к переменам. Если бы мы все позволили сильным мира сего диктовать нам добро, мы могли бы оказаться в застое в морально несостоятельном обществе. Отдельного человека не так легко развратить, как группу. Вся платформа Эмерсона заключалась в том, чтобы искать ответ внутри себя.
— Похоже на дерьмо хиппи, — сказал какой-то придурок рядом со мной.
Остальная часть лекции продолжалась, в классе было меньше общения, но я продолжала думать о том, что сказала доктор Бхавсар. Мне нужно было перестать думать о том, как отношения с Хамильтоном повлияют на мою мать или как это будет выглядеть для остального мира. Я знала, что то, что мы разделяем, имеет потенциал быть великим. Я чувствовала, что это правильно. Он чувствовал себя правильно.
Когда занятия закончились, я практически бегом бросилась к парковке, где припарковался Хамильтон. Я обогнула его машину и распахнула дверь со стороны водителя, приветствуя его удивленное лицо, прежде чем жестом предложить ему выйти.
Вокруг меня начали опадать листья. Машины, проносящиеся по парковке, сигналили нам. Легкий холодок пробежал по моему позвоночнику. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой настоящей.
— Ты в порядке? — спросил Хамильтон, отстегиваясь и вылезая.
Я обвила руками его шею, и его брови взлетели вверх. Я дерзко прижалась губами к его губам. Он обхватил мое дрожащее тело и углубил поцелуй. Языки пробовали на вкус. Руки блуждали. Стоны. Ветер трепал мои волосы, когда я приподнималась на носочки и выгибала спину, чтобы быть ближе к нему. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, Хамильтон не отстранился и не погладил меня по щекам.
— Что это было?
Я облизала губы, ощутив следы мяты.
— Просто следую своей интуиции, — ответила я с улыбкой, прежде чем обнять его и прижаться щекой к его груди.
— О? И что говорит твоя интуиция?
Отстранившись, я посмотрела на Хамильтона. Моя интуиция говорила мне, что между нами все будет замечательно. Она говорила мне, что он того стоит. Что он не причинит мне боли. Что если я позволю себе, то смогу влюбиться в него.
Но я еще не была готова рассказать ему обо всем этом.