Убрать ИИ проповедника
Шрифт:
В ГУМе, уже почти на выходе, он неожиданно встретил Валентину Ивановну. Она всегда была в хорошем расположении духа, всегда отлично выглядела и встретить её было настоящим удовольствием.
— Вы получили заказ от Марго? В самом деле? Вот чудеса! Я же ей не говорила, кто мастер, — удивилась Валентина Ивановна.
— Как не говорили? — опешил Эдвард.
— Она была у меня недавно в гостях, это так. Мой брат, Костик, настоящий её поклонник. Булавина — талантище! Если бы вы знали, Эдвард, как она мила в жизни! Такая хохотушка, выдумщица. Мы давно её знаем. Я считаю, её мало снимают в кино.
— В современном кино ей просто некого играть, — пожал он плечами.
— Почему мы так охладели к классике? Всегда хочется новых
Следующую ночь Петухов опять ворочался с одного бока на другой. Как же тогда Марго на него вышла, если Валентина Ивановна ей ничего про него не говорила? Он настолько был ошеломлён этим известием, что забыл спросить свою любимую заказчицу, как ей удаётся так моложаво и свежо выглядеть. Её физический возраст, по мнению Эдварда, чуть перевалил за шестьдесят, а внешне ей можно было дать сорок. В бабах он разбирался, как ему казалось. Он ведь всегда был наблюдательным. Но у него имелся её номер телефона, и он решил обязательно удовлетворить своё растущее любопытство. И не откладывать.
Во вторник Эдвард тщательным образом привёл себя в порядок, заехал на автомойку и прямо оттуда тронулся по назначенному адресу. Он не стал спрашивать знаменитую хозяйку, во сколько ему лучше подъехать, раз дала ключи, значит, он сам может решать, когда. Странное дело, как будто он ехал не баню делать, а в гости. Он вдруг подумал, а знает ли он так досконально ещё кого-нибудь на этом свете, как он знает Марго. Ему был знаком каждый её жест, каждый поворот головы, каждая интонация. Он следил за ней, вольно или невольно, на протяжении почти пятидесяти лет. Эдвард чувствовал по её игре, всё ли в порядке, здорова ли, рассержена или витает в облаках. Он видел, как она немного набирала килограммы, меняла цвет волос, причёску, как годы и прожитое оставляли свой след на одном из самых интересных и красивых женских лиц, которые он когда-либо! То ли дело Эдвард Петухов! Ни одной сплетни! Кроме, может, пары шуток про то, что вместо «слуги» в текст можно сразу смело вписывать «Петухов».
Весна в Москве обычно долго не наступает, еле шевелится, но потом вдруг за две недели всё переворачивается с ног на голову: и солнце светит, и зелень лезет, и праздники на полмесяца, и иногда даже африканская жара. Дело было перед майскими, так что весна только-только начала чувствоваться, хотя дорога уже почти очистилась от снега и грязи. Эдвард рулил и, как мог, смотрел по сторонам. Лес стоял ещё голый, и вообще было как-то некрасиво, сыро, темно и убого. Мимо пролетел чёрный дорогой мерседес с джипом на хвосте. Номер мерседеса состоял из одних семёрок. Эдвард подсознательно почувствовал запах железа и ноющую душевную боль несостоявшегося человека. Зачем-то посмотрел в зеркало заднего вида, высматривая удаляющийся кортеж. «Зато я еду к Марго. И мне офигительно интересно, и я буду резать», — ответил он мерседесу и поднёс к зеркалу торчащий средний палец правой руки. Где-то совсем в глубине он ещё не сдался.
Эдвард въехал в нужный посёлок, который оказался по той же дороге, что и у Валентины Ивановны, но километров на десять дальше. Шлагбаум ему открыли без всяких разговоров, видимо, были предупреждены, и он быстро прикатил к дому № 24. Заехал на территорию, осмотрелся: ровные газоны, только что освободившиеся от снега, дорожки из плитки, высокие сосны. Вдали виднелась облезлая деревянная беседка и мангал для шашлыков. Весна, по сути, самое некрасивое время года, зато самое желанное. Даже в семьдесят один. Кто его придумал, этот возраст? «А вот что бы ты сделал, если бы тебе дали шанс повторить жизнь лет так с да хотя бы с сорока?» — задал себе вопрос почему-то расчувствовавшийся Эдвард. «Ушёл бы из театра, это однозначно. А Марго бы ни за что не ушла. Она бы явилась миру во всей красе и начала бы сниматься в кино.
Подошёл человек из прислуги и пригласил в дом.
— Вам надо баню показать, верно? — спросил мужик. Эдвард услышал молдавский акцент.
Дом был пустоват, не хватало не только мебели, картин и ковров, но и просто хозяйской заботы. «Наверное, она ещё здесь не живёт», — подумал Эдвард.
— А что хозяйка, редко приезжает?
Но мужик не ответил. Дело своё знал. Проводил Эдварда в подвал, где была баня с
просторным предбанником, и удалился.
«Ну что ж, приступим!» — подумал он, осматривая помещение. Сделал замеры,
сфотографировал на телефон всё, что мог, посидел немного с полузакрытыми глазами — он любил так прищуриться и замереть. В эти минуты он мог увидеть уже законченный вариант, то, к чему он придёт, а дома, оставалось только всё просчитать и уточнить детали.
Тихо открылась дверь. Появился молдаванин.
— Ты что не стучишь? — спросил его удивлённый Эдвард.
— Извините. Маргарита Тимофеевна просит наверх, к столу.
— Иду. Спасибо.
«Ну и дела Как я вообще здесь оказался?» — недоумевал Эдвард.
3
Орлов
В мерседесе, который привлёк внимание Эдварда на дороге, ехал Геннадий Викторович Орлов, хозяин крупнейшей в стране логистической компании «ORLOFF LOGISTICS Ltd.», владелец десятков фур, нескольких грузовых морских кораблей и огромных складов, расположенных в самых больших городах страны. Хозяйство было большое и управлять им надо было 24 часа в сутки, чем хозяин и занимался.
Внешне Орлов производил впечатление почти идеального мужчины: высокий, стройный, спортивный, с умнейшими глазами, правда, в очках, быстрый, энергичный, всё замечающий. Одна беда — от него веяло космическим холодом и чужой какой — то неизвестностью или даже непредсказуемостью. Женщины его побаивались, в нём сквозила так называемая асексуальность, которую трудно описать, но которая всегда чувствуется. Ловить его в свои сети, богатого и успешного, желающих было немного, а те, которые набирались решимости и пытались поздним вечером проскользнуть в его блестящий мерседес, от второй попытки определённо отказывались. У Орлова имелась жена, Виктория, и двое детей-подростков. Дети учились за границей, и их никто не видел, а Викторию крайне редко можно было заметить с Орловым в каком-нибудь дорогущем ресторане или на приёме у чиновников самого высокого ранга.
Орлов сидел хмурый и сосредоточенный.
— Кашина уволить! — медленно и довольно тихо произнёс Орлов, — отдел Восток превратился в сборище инвалидов. У меня в компании болеть можно три дня.
Если левой рукой Орлов держал мобильный телефон, то правой быстро набирал что-то на другом гаджете.
— К должности подготовить Дементьеву. Срок двое суток. Пароли, программы и сопровождение — в IT отделе. Распоряжение послал минуту назад.
Сказав это, Орлов отключился и откинулся на спинку покрытого мягкой светлой кожей сидения, сначала посмотрел на мелькающие за окном деревья, а потом закрыл глаза.
Свой офис и, соответственно, личный кабинет он держал в центре города, выкупив в своё время последний этаж одного из бизнес центров. На дизайн, оборудование и мебель Орлов в этом офисе не скупился — все, побывавшие там, уходили поражёнными и даже восхищёнными талантом его интерьер-дизайнера. Что и говорить, Орлов любил брать от жизни лучшее, хоть и делал это не всегда. Случалось, и он разворачивался на сто восемьдесят градусов, послав маячившую вершину куда подальше. Что касается его собственной обители, кабинета и прочее, то тут он, конечно, ориентировался на лучшее: махагон, сталь, стекло, хрусталь, фиолетовая замша, голландские ковры ручной работы и, конечно, современная живопись с лучших мировых аукционов.