Убю король и другие произведения
Шрифт:
— Негров не ототрешь, — вставила Эвпура.
— Как это «вскоре»? Только после вас, — выпалила Виргиния, — и то, коли останется на нашу долю! Генерал-то мне сказал, что мы «пойдем» по алфавиту.
— Чего останется? — не поняла Адель. — Краски?
— Я вторая, — сказала Бланш, — и то, боюсь, придется прохлаждаться.
— Вот потеха! Только, боюсь, вряд ли все так удачно выйдет, — сказала Ирэн.
— Ну что ж, поздравим нашу первую избранницу, — нестройно проговорили остальные девушки, картинно раскланиваясь перед
На лестнице послышался какой-то шум.
— Тсс! Сюда идут, — шепотом одернула их Адель.
— Наверное, это он, — сказала Виргиния. — Пора бы ему уже оттаять — за ужином рта даже не открыл, только и делал, что жевал.
— Но зато какой это был рот, какие зубы, — мечтательно протянула Эрминия, — наверное, обычно он одно битое стекло жует.
— Тогда уж толченое, если он и вправду ходок по своей части, — поправила ее Ирэн.
— Да тише вы, — не успокаивалась Адель.
К двери приблизились шаги — такие же легкие и быстрые, как и те, что предваряли появление Индейца, только еще легче и поспешнее. С той стороны о дверь как будто чем-то терлись — то ли шелковым платьем, то ли обнаженным телом.
— Эта медвежья шкура шелестит, точно кринолин, — сказала Бланш.
— Да они и кутаются там у него на родине, точно женщины…
— Только вырез пониже, — шепнул кто-то.
В замочной скважине зашуршало. Женщины притихли.
Но дверь так и не открылась. Шаги проворно сбежали вниз по лестнице. Мелкой дробью стукнули каблучки, и раздался сдавленный смешок — звонкий и точно детский.
— Это еще что такое? — недоуменно обернулась одна из дам. — Ну и невежа этот ваш дикарь.
— Точнее, скромник… Эге, Иосиф! Вы забыли вашу шкуру!
— Это он просто с непривычки, — пояснила Виргиния, кичившаяся своим воспитанием.
— Однако заплатил он нам, точно арабский принц! — воскликнул кто-то. — Ну, или это дрессировщик его раскошелился, не знаю…
— Что он себе позволяет! — послышалось со всех сторон. — Впрочем, вел он себя действительно шикарно.
— Он, наверное, подал нам знак — ведь скоро полночь. Может, пора спускаться, как по-вашему?
— И в самом деле… Пойдемте вниз! — заговорили они все разом, подбирая разбросанные шляпки.
— Помоги-ка, Виргиния, — попросила Адель. — Ну и тугие же здесь двери…
Попробовав сладить с замком по очереди, в конце концов они навалились на тяжелую панель все вместе…
Невероятно, но их попросту заперли!
— Вот так номер! — воскликнула Виргиния. — Мало того, что этот дикарь и по-людски-то изъясняться не умеет, так он еще в глаза не видел, как работает замок… Он думал, будто открывает нам, а на самом деле сделал все наоборот.
— Нужно позвать на помощь, — нашлась Модеста.
И в тишине раздались голоса, пока еще уверенные и твердые:
— Эй, там! Мсье! Дикарь! Ирокез! Милый!
Пробило полночь. Часы, наверное, располагались прямо над галереей — их раскатистый гул немедленно заполнил комнату; люстра угрожающе закачалась, дрогнули тяжелые рамки картин и жалобно звякнул где-то под потолком одинокий витраж.
— Наверное, скоро сами придут, — предположила Адель. — Запасемся терпением.
— Это ты у нас торопишься, тебе начинать: у нас времени хоть отбавляй, — язвительно ответила Бланш.
В напряженной тишине, которую нарушали только судорожные всхлипывания, пробило четверть часа, половина, без пятнадцати и, наконец, час ночи.
— Чем это они там так заняты? — не выдержала Модеста. — Не может быть, чтобы они нас не слышали. У самих-то музыка играет!
И в самом деле, до слуха время от времени, точно треньканье колокольчика сквозь ватный туман, долетали пронзительные трели квинты.
Они снова принялись звать изо всех сил, пока не побагровели от натуги, а голос не стал прерываться рыданиями.
— Надо как-то занять время, — сказала Адель, пытавшаяся казаться спокойной, и шагнула к картинам. — Дорогие мои, представьте — мы с вами в Лувре. Вот этот важный господин в напудренном парике и с длинной шпагой изображает…
— Так-так, изображает… — подбодрила замешкавшуюся подругу Ирэн.
— Сама не знаю! — и Адель расплакалась.
У лиц на портретах было такое слащавое выражение, как будто с высоты своих лет — и положения на стене — они решили по-отечески проучить расшалившихся школьниц. Им было не к спеху; торопиться в таком возрасте противопоказано.
Одна из девушек с размаху бросилась на дверь и принялась барабанить по железным листам обшивки, уходившим под самый потолок.
И точно какая-то пружина стронулась под напором этих маленьких кулачков — часы немедленно рассыпались мелодичным перезвоном; было уже два пополуночи.
— А, черт с ним! — выпалила Виргиния. — Я ложусь спать!
Она вытянулась на позолоченном столике, подогнув свисавшие ноги и заломив руки за голову, так, что грудь выпятилась вверх.
Бланш смотрела на нее со стороны, усевшись на поручень балюстрады и свесив ноги, а руки тайком запустив под юбку.
— Мои милые дамы, — начала Бланш и неуверенно замолкла, — мне кажется… там прекрасно обходятся без нас. Ему, наверное, нужны другие… Они, поди, уже давно как начали!
— Попридержи-ка язычок, детка! — прогремела необъятная Ирэн, в ярости позабывшая об этикете. И как-то так получилось, что вскоре, пытаясь заставить ее замолчать, она уже сама придерживала язычок Бланш своими губами.
Модеста, вдоволь наплакавшись и накружившись по галерее, спрятала печальное личико на груди Виргинии. Когда же она приподнялась, на корсаже расплывалось влажное пятно — а под прозрачной тканью ему вторил пунцовый кружок, оставленный явно не слезами.