Убю король и другие произведения
Шрифт:
Он превосходит любое измерение, но не внеположен ему; он не бестелесен и не бесконечен. Он скорее не определен…
…Подобным представлением можно было удовольствоваться лишь незадолго до того, как два создания, известные теперь под именами Евы и Адама, возжаждали промышленных товаров, распространяемых торговцами, что поклонялись тотему Змия, и были вынуждены трудиться в поте лица, дабы эти сокровища приобрести.
Однако же сегодня все мы знаем, что есть другой Бог, воистину создавший человека, пребывающий в его жизненном средоточии и представляющий собой его бессмертную
ТЕОРЕМА: БОГ БЕСКОНЕЧНО МАЛ.
Ведь, если он действительно Бог, его Творение должно быть бесконечно велико. Придерживаясь каких-либо размеров, он ограничил бы свое Творение и не был больше Тем, Кто Создал Все.
Отсюда следует, что он может гордиться собственной Благостью, Любовью и Всемогуществом, не ограниченными никакой-либо одною частью света. Бог находится вне любых измерений — он внутри них.
Вот где соль вопроса.
Что и требовалось доказать.
Известно: человек состоит из двух половинок, одна — мнимая и преходящая, некая совокупность органов жизнедеятельности, которую мы именуем телом, иначе говоря, сома; в эту преходящую часть входит также и порождаемое ею «легкое волнение», так называемая мысль или «бессмертная» душа.
Другая часть, нетленная и невидимая глазу, от сотворения мира переходящая из поколения в поколение — наследственное вещество.
Это животворное семя и есть тот Бог, единый в двух лицах, что рождается от слияния двух самых малых живых существ — стремящихся друг к другу половинок, Сперматозоида и Яйцеклетки.
Обе эти половинки обитают в безднах тьмы и пульсирующего багрянца, омываемые потоками нашей крови, по которым мечутся тельца, отстоящие друг от друга, точно далекие планеты.
Их восемнадцать миллионов — маток, женских полуклеток, терпеливо выжидающих на дне своей пещеры.
Они пронзают своим взглядом покорившиеся им бессчетные миры. Это богини, не ведающие преград или физических законов: для них не существует гравитации, и мировому тяготению, придуманному кабинетными червями, противостоят их собственные аналогии: пребудет только то, что по душе им одним.
В других пучинах, не уступающих им по красоте, скопились миллионы тех богов, что олицетворяют силу и в первый день вдохнули жизнь в Адама.
Когда же бог с богиней пожелают слиться, они стремятся друг к другу, покидая каждый свою обитель. Мужчина тогда полагает, будто это он сам выбирает женщину, и наоборот… как если бы земля сознательно убеждала себя, что ей следует вертеться!
Это пассивное безволие стремящегося в пропасть камня мужчина и женщина называют любовью.
Бог и богиня готовы слиться… Чтобы повстречать друг друга, им потребуется, если мерить людским временем, от секунды до двух часов…
Еще немного, и будет сотворен новый мир — маленький Будда из бледно-алого коралла, прикрывающий глаза от прожигающего роговицу яркого сияния Абсолюта крохотной ручкой, так похожей на упавшую звезду…
Но тогда мужчина и женщина восстают ото сна, карабкаются на небо и сокрушают богов, эту нечисть.
Имя человека сегодня — Титан или Мальтус.
IX
Индеец, что воспет был Теофрастом
В зал вела двойная створчатая дверь.
Индеец прошел первую пару тяжелых панелей и тщательно прикрыл их за собой. Он слышал, как снаружи Батубиус задвинул стальной засов — отомкнуть его предстояло только через сутки. Тогда он запер еще один, внутренний, замок и протянул руку вперед…
Он еще только поворачивался, когда открылась вторая дверь, и он увидел опершуюся о притолоку Элен Эльсон — она улыбалась ему, совершенно нагая, и ее прозрачная розовая кожа будто таяла под беспощадным светом ламп.
Казалось, вместе с бородой, пенсне и платьем, ничем не отличавшимися от тех, что носил весь мир, Маркей сбросил и последнее воспоминание об этом мире.
Остались только двое: мужчина и женщина, друг против друга, свободные ото всего — навеки.
Для человека, убежденного, что числа ничего не значат, не есть ли двадцать четыре часа настоящая вечность?
Слетевшее с их губ: Наконец-то одни, — могут произнести только мужчина и женщина, готовые пожертвовать всем, чтобы оказаться в объятиях друг у друга.
— Возможно ли…? — прошептали они, но поцелуй прервал вопрос на полуслове.
Однако холодная ирония не желала отпускать Маркея, даже скрывшегося под слоем червленой пудры и индейской боевой раскраской: в конце концов, подобный маскарад — и Маркей вдруг остро это почувствовал — был так же смешон, как и его прежняя личина светского льва.
— Одни? Наконец-то? — горько усмехнулся он, отталкивая Элен. — А эти семеро девиц, что сейчас войдут — а доктор, что подсматривает в скважину?
Элен усмехнулась в ответ — надтреснутым смешком уличной девки, а лучше них смеяться не умеет ни один из смертных.
— Твои избранницы, подумаешь! Держи, — и, взяв с кровати, она метнула в грудь Индейцу что-то холодное, похожее на маленький кинжал, — вот ключ от твоей дамской кладовой! Уж он-то их не выпустит! Я сохраню их для тебя, а он послужит им охраной. Но эти женщины — мои, ведь и ты сам принадлежишь лишь мне одной! Однажды босоногий господин, закутанный в монашескую рясу; спросил меня: Сколько вас было? Так вот, ответ простой: меня семеро! Достаточно вам этого, мой дорогой Индеец?
— Но это безумие! — воскликнул Маркей, наряду с иными бесконечностями, похоже, готовый исчерпать и безграничное терпение. — Тебя увидит доктор… он узнает…
— Я захватила свою маску, — сказала Элен.
— Какая предосторожность! И много ли есть женщин, которые их носят? Или никто не знает, что мисс Эльсон часами носится на гоночном автомобиле?! Тебя узнает кто угодно, а Батубиус и подавно.
— Но мои маски розовые, а эта черная!
— Вот уж поистине… женский довод.