Убю король и другие произведения
Шрифт:
— И потому он ничего не стоит? Послушай, это маска одной из приглашенных дам, там у троих еще такие, сейчас так носят… Да что с того — пусть видит, ему это пойдет на пользу! И если я надену маску одной из твоих женщин, тебе будет казаться, что это ее лицо ты покрываешь поцелуями… А мне — что я отрезала ей голову… К тому же… я не такая, как они — не хочешь же ты, чтобы я осталась совершенно голой!
И она спрятала лицо в складках черного бархата — только поблескивали глаза и зубы.
Через секунду раздался глухой щелчок,
— Итак, Индеец, — шутливо обратилась к нему Элен, — Наука следит за вами, Наука с большой буквы — не правда ли, это прописное Н ужасно напоминает гильотину?..
Маркей старался не терять самообладания:
— В конце концов, уверена ли ты, что я и есть тот самый Индеец.? Быть может, я и стану им… но потам.
— Ты прав, — сказала Элен, — я ничего не знаю — ты станешь им, и больше им не будешь… ты будешь больше, чем Индейцем.
— Больше? — задумался Маркей. — Что это значит? Похоже на ту тень, недостижимую… во время гонки… Больше того, ее нельзя поймать, она все время ускользает — по ту сторону бесконечности, точно бесплотный призрак…
— Вы были этой Тенью, — сказала Элен.
И он обнял ее, машинально, словно чтобы почувствовать в руках хоть что-то осязаемое.
Их обволакивал аромат еще живых роз Вечного Движения — несколько цветов стояли рядом в тоненьком стеклянном рожке.
Подобно листьям лаврового венка, зябко подрагивающим на ветру, имя того существа, которое должно было открыться «по ту сторону Индейца», несмело выскользнуло откуда-то из небытия и предстало перед глазами Маркея:
— СУПЕРСАМЕЦ.
Часы пробили полночь. Элен прислушалась к последним раскатам старинного боя:
— Уже? Что ж… дело за вами, мой повелитель.
И, точно им отказали силы, они упали навстречу друг другу, их зубы заскрежетали, а впадинки на груди — они были идеально одинакового роста — сжались, точно присоска, и с шумом разошлись.
Они любили друг друга, точно отправлялись в длинный и опасный путь, в свадебное путешествие, пролегающее не по обжитым уютным городам, а по необъятной и неизведанной территории Любви.
Когда они только сплелись в объятьях, Элен с трудом удержалась, чтобы не закричать, ее лицо исказила гримаса муки. Чтобы как-то подавить пронзительную боль, она сжала зубы, до крови закусив губу Индейца. Маркей был прав, когда утверждал, что все женщины девственны, и его правоту пришлось подтверждать Элен, но, несмотря на страшную рану, она не издала ни звука.
Они отстранялись в те самые моменты, когда иные, напротив, сжимают друг друга еще крепче — оба дорожили своим одиночеством и не желали давать начало новым жизням.
К чему это, когда ты молод? Такая забота о будущем уместна — или, наоборот, уже бессмысленна — на закате дней, когда готово завещание, на смертном одре.
Второй поцелуй, которым она уже смогла насладиться, показался ей заново открытой хорошо знакомой книгой.
И лишь после долгих ласк Элен различила наконец слабую искорку удовольствия в глубине прозрачных и холодных глаз Индейца… она решила, что он упивается тем, что она сама счастлива — до боли, до смерти.
— Садист! — проговорила она.
Маркей от души расхохотался. Он был не из тех, кто колотит женщин. Что-то в нем так ужасало их, что в насилии и не было нужды.
Они не останавливались ни на минуту, и каждый поцелуй словно переносил их в новую страну, где всякий раз их ждало что-то неизведанное — и лучшее, чем прежде.
Элен, казалось, решила превзойти своего любовника в наслаждении и первой достигнуть цели, обозначенной Теофрастом.
Индеец открывал ей такие глубины пугающего блаженства, о существовании которых с другими мужчинами она даже не могла предполагать.
После ДЕСЯТИ она легко спрыгнула с дивана и, заглянув в туалетную комнату, вернулась с чудесной костяной коробочкой в руках.
— Как вы говорили как-то, о, мой повелитель, начиная с десяти нам следует умащивать раны целебным бальзамом… Это замечательное снадобье приготовляют в Палестине…
— И правда, тень скрипела, — пробормотал почему-то Маркей и мягко поправил ее: — Я говорил с ОДИННАДЦАТИ. Позже.
— Нет, сейчас.
И порог человеческих возможностей остался позади — так провожаешь взглядом из вагона уносящиеся прочь знакомые картины предместий.
Элен показала себя искушенной куртизанкой, но это было так естественно! Индеец словно представал ей древним идолом, выточенным из неизвестного науке чистейшего минерала, и какой бы выступ этого священного истукана она ни покрывала ласками, он казался ей самым чистым и невинным.
Последние ночные часы и все утро любовники и думать не хотели об отдыхе или еде: они лишь дремали, едва прикрыв глаза, или охраняли сон друг друга, урывками тянулись за пирожными или холодным мясом, а утоление жажды из одного бокала становилось лишь очередным из тысячи возможных поцелуев.
К полудню — Индеец вплотную приблизился, а Элен давно побила рекорд, воспетый Теофрастом — девушка начала жаловаться:
— Тут так жарко! — она прогуливалась по залу, прикрыв ладонями набухшие груди, — а я вынуждена разгуливать в одежде. Может, уже пора снять эту нелепую маску?
Из своего оконца за ними неотрывно следил доктор.
— Когда же мы ее снимем? — не успокаивалась она.
— Когда из-под нее покажутся черные круги у тебя под глазами, — ответил Маркей.
— Скорее бы, — простонала Элен.