Участковая для нечисти
Шрифт:
– Как насчет ребят-оперативников?
– Нам придется разделиться. С нами им будет опаснее. Я создам особый участок на границе, куда мы закроем всех людей. Но… порождения границы для обычных людей не менее опасны, чем порождения некроманта. Так что, дружинники займутся тем, чем и должны - будут защищать людей, хоть это будет и немного не их профиль.
– А… зелье пойдет на тот дом, где спрячемся мы?
– Верно.
– И… что за дом это будет?
– Ваш, барышня. Мельница в этот раз станет ключевой точкой привязки, чтобы еще больше не пострадали мирные жители. Если ты захочешь…
– Нет, - Лида, подойдя ближе, безошибочно вытащила из рук мужчины те баночки, которые нужны были именно ей, потом повернулась и двинулась обратно к котлу.
– Чтобы ты не сказал, я не останусь здесь одна. Буду вместе со всеми, кто… мне дорог. Или, ты тоже остаешься здесь?
– Нет, барышня, - Михаил даже не удивился неожиданному вопросу.
– Чтобы поддерживать безопасный полог на мельнице, мне не обязательно самому быть здесь.
– Значит, будем все вместе, - подытожила Лида, вытаскивая из банки сушеные хвосты крыс, а из верхнего ящика стола, за которым устроилась, костяной нож.
– Миш.
– Что, барышня?
– Для чего тебе такой огромный талмуд? Да еще и с такими разделами. Вроде любовных зелий или некромантических. Откуда?
– Некромантический раздел - это еще и раздел кащеев, барышня. Они тоже имеют некоторую власть над миром мертвых. Поскольку в полуночном мире мало вариантов для… романтических встреч, немудрено, что в фамильных деревьях встречаются… разные люди. В роде Мельниковых есть и бабы яги, и кащеи, и мельники, и простые люди.
– Простые люди откуда?
– Раз в пять поколений, чтобы кровь не застаивалась, принято вводить в род чистокровного человека. А раз в двенадцать - чистокровного полуночника.
– А такое возможно?! А… Да, - спохватилась Лида.
– Саня же говорил, что он - чистокровный человек, станет таким же чистокровным полуночником.
– Верно. Обратное тоже возможно, когда мы, - Мельник помялся, потом все же сказал прямо, - покупали для своих детей жен и мужей из рода полуночников. Кровь за кровь, жизнь за жизнь. Мы получали полуночника в род, чтобы кровь не застаивалась и могущество не исчезало. А в народе полуночников появлялся чистокровный человек, ставший могущественным полуночником. Там все довольно сложно, но работает по сей день.
– А твои родители также делали?
– Да, - кивнул Мельник.
– Мою мать так вытащили из привычной ей среды обитания. Но, барышня, сейчас не время для таких разговоров.
– Извини… - Лида опустила голову.
– Барышня, я не сказал, что не хочу отвечать на вопросы. Я просто сказал, что сейчас не самое подходящее время для них, - проходя к шкафам в дальней стороне лабораторного зала, Михаил мимолетно скользнул ладонью по макушке девушки.
Взять себя в руки и не сказать лишнего - удалось в самый последний момент, но Лида с этим справилась. Опустила пониже голову, уткнулась взглядом в ингредиенты и начала мелко резать хвосты. Отвращение к делу, которым она занималась, где-то запаздывало.
Говорить ни о чем не хотелось. Рядом с этим мужчиной было даже уютно молчать.
Он не стремился подсказывать, лезть под руку, руководствуясь принципом «Не маленький ребенок, нужна будет помощь - попросит».
Присматривал только за самой Лидой, чтобы она ненароком не поранила себя, чего-то не зная, и занимался собственными зельями.
К исходу отпущенного времени, к шести часам с небольшим, его работа была почти завершена, да и у Лиды зелье почти закипело. Осталось всего ничего - добавить охлажденное молоко из-под черной коровы, три ягоды вороньего глаза и ее собственную кровь.
– Миш… - Лида вскинула голову.
– Слушай, а дар бабы яги и яд лича могут существовать вместе?
– Никто не знает. После лича не выживали обычно, барышня. То, что я оказался рядом - просто… случайность.
– Я бы сказала, чудо.
– Упрямая барышня.
– Ты это всегда знал!
– А я и не спорю. Я всегда знал, что ты, барышня, возмутительно упрямая.
– Возмутительно?!
– Именно, - Миша подошел ближе, сжимая в пальцах тонкий скальпель.
– Ягоды добавила?
– Да. И три раза по часовой стрелке помешала. И молоко влила и… его тоже размешала.
– Что ж, тогда последнее, руку давай, барышня.
– Может, я сама?
– предложила Лида задумчиво, потом помотала головой, протягивая правую ладонь.
– Нет, сама не смогу.
В котле кипело зелье, черный дым, поднимающийся от него, скользнул по кольцу, пачкая его, покрывая металл слоем копоти.
Лида, завороженная выглядывалась в темно-синий сапфир в кольце на безымянном пальце, и именно поэтому она увидела тот момент, как по камню прошла змеистая трещина.
– Миша!
– Вижу, - отозвался мужчина задумчиво.
– Барышня, ты кольцо снимала хоть раз?
– Н… нет… Каждый раз, когда мне приходило это в голову, что-то происходило.
– Плохое?
– Нет. Не всегда… Ну, в большей своей части просто какая-то мелочь.
– Хорошо. Разрешишь, я его сниму?
– Нет!
– отчаянный вскрик сорвался быстрее, чем Лида успела обдумать то, о чем ее спросили.
Взгляд Мельника немного изменился, в агатовой глубине глаз поселилось что-то темное, недоброе, от чего засосало под ложечкой.
Стало страшно, потому что сейчас на Лиду глянул очень могущественный полуночник, которого к числу людей причислить уже было невозможно.
А потом взгляд смягчился, Михаил коснулся протянутой ладони. Скальпель скользнул по коже, не причинив никакой боли. Капли алой крови упали в котел, и от них - Лида не могла оторваться!
– в разные стороны покатились алые-алые волны. Зелье, которое еще мгновение назад, имело отчетливую зернистую структуру, начало меняться. Все катышки, комочки, маленькие кусочки, которые еще целиком не растворились в зелье - стали исчезать. На глазах за несколько мгновений, зелье стало прозрачным, как самая чистая вода, разве что с едва уловимым оттенком малахита, а потом пропал и он.