Ученье – полусвет, неученье – туши свет и давай по-быстрому
Шрифт:
«Оба на!» – подумал хозяин дома, нащупывая лук со стрелами. – «Вот тебе и обезьяны. До чего хорошего ещё не додумались, а пакостное из них так и прёт. Это что, они меня убивать пришли? Ай да вождь. Ай да сукин сын».
Помахав некоторое время в жестах переругивания, обе фигуры замерли, распластавшись на земле, видимо, поняв, что вышедшая луна их демаскирует. Но, убедившись в своём полном инкогнито, синхронно поползли к входу в Димино жилище, где разделились. Один встал на четвереньки у входа, типа на шухере, а второй змеёй вполз внутрь.
И тут рыжего запоздало перекосило от ярости. До него только
Рыжий хотел было задуматься: «Что делать?», но нахлынувшее гормональное озверение решило эту дилемму без участия интеллекта. Резко натянутый лук, стрела, нацеленная в голову стоящего на корточках наёмника, и последующий приглушённый сиплый рык гомо-дебила разорвал замершую в статичности ночную картинку, превратив её в хаотично замелькавшее действо.
Выпущенный снаряд попал в шею лазутчику. Причём точно в гортань, пробив насквозь и награждая урода оригинальным шейным украшением в виде галстука-бабочки. Вместо того чтобы упасть замертво, раненый принялся изображать курицу без головы, хаотично мечась по огороженному двору, продолжая при этом сипеть.
Разъярённый защитник собственности вложил в лук вторую стрелу и ринулся в дом, не отдавая себе отчёта, как он воспользуется луком в полной темноте замкнутого пространства и притом практически лицом к лицу с убийцей. Но он тогда даже не задумался об этом. Этого и не понадобилось.
Второй убийца вылетел из норы орудийным снарядом, сметая всё на своём пути и опрокидывая Диму у самого входа. Живая болванка задела его вскользь, лишь сломав вставленную в лук стрелу. Хотя рыжий и брякнулся на задницу, но скорее от неожиданности, чем от столкновения.
Пролетевший через двор обезьян отшвырнул безголово бегающего и, сиганув через забор подобно бегуну с препятствиями, кинулся к поселковому костру. Дима, находясь в неописуемом бешенстве, ринулся вдогонку, но потерял время на поиск выпавших стрел, хватая, сколько нашёл. Под руку попало только две.
В тот момент он абсолютно не понимал, куда бежит, зачем. Его тушкой руководило то же самое чувство: «Убью!», как и в первый день пребывания в этом мире, когда он попытался грохнуть Джи за подставу. Только если на той поляне, набегавшись, разъярённый душегуб выдохся, заблудился и сдулся, то сейчас блудить было негде. Улепётывающая цель виднелась отчётливо в свете луны, что не давало успокоиться.
Вот только добежав до поселкового очага, ситуация резко изменилась. К свету ночного светила добавилось искусственное освещение костра, а к убийце – свора вооружённых соплеменников, среди которой нарисовался и сам вождь. Пузан противно скалился, почёсывая беременную выпуклость, видимо решив, что на ловца и зверь бежит. Только зря он подумал так плохо про представителя своего далёкого будущего. Безбашенность с беспредельностью и в Димином мире цвела
Не задумываясь о последствиях, да по большому счёту в тот момент вообще ни о чём не думая, взбешённый чужак схватил одну стрелу в зубы. Вторую наложил на тетиву и, не целясь, всадил снаряд прямо в глаз пузатому говнюку. А когда добежал до деморализованной группы гомо-дебилов, то ещё с разгона припечатал пяткой умершего, но не собирающегося почему-то падать в надутое пузо. В результате таранного удара жирдяй наконец с грохотом рухнул на землю.
Даже после этого внутренний «озверин» не отпустил мстителя. Продолжая сжимать стрелу в зубах, он перехватил лук как дубину, скорчив устрашающе злобную физиономию и приняв стойку типа «Сколько я зарезал, сколько перерезал», он взревел душераздирающим «Ыыыы».
Бывшее окружение местного царька, быстренько политически «переобувшись», плюхнулось на землю, свернувшись на бочок в позе эмбрионов, тем самым однозначно приняв законность смены власти и в усечённом варианте присягая на верность очередному правителю. И только после этого Дима начал приходить в себя, расфокусированно оглядывая место государственного переворота.
– Ну ты, пацан, даёшь, – тут же хохотнула непонятно откуда взявшаяся Джи, разглядывая безжизненную тушку бывшего вождя со стрелой в глазу. – Прямо по головам во власть прёшь. И что теперь будешь делать?
«Ты меня спрашиваешь?» – мысленно удивился растерянный ученик.
– А кого же?
«Это я хочу тебя спросить: что же мне теперь делать? Я не умею править обезьянами. И не обезьянами тоже».
– А на кой тогда вождя грохнул?
Но Дима, уже окончательно пришедший в себя от охватившего его зверства, в очередной раз резко поменял настроение. Он постарался взять себя в руки, хотя и руки, и ноги потрясывало. Задумался, стараясь даже выглядеть умным, и мысленно ответил: «Так сложились обстоятельства. Он хотел меня убить. И если бы не я его, так он меня. Я своим авторитетом слишком сильно мешал ему править».
– Логично, – отрешённо согласилась Джи. – Вот только если бы он убил тебя, то ты бы просто начал всё сначала, уже имея опыт и багаж определённых знаний. Я, в принципе, на это и рассчитывала. Прогнать тебя пяток раз через поляну для закрепления материала, а на шестой попробовать экзаменовать. Но ты мне весь педагогический план сорвал. Вот что теперь с тобой делать?
«Понять и простить», – автоматически вспомнилось неадекватному ученику.
– Не умею я прощать, дебил. Я об этом уже говорила. Ладно. Избавляйся от трупа и принимай царские дела. Там видно будет.
Вот и настало для Димочки сказочное «Кукареку, царствуй, лёжа на боку». Хотя, по правде сказать, царствование проходило скорее боком. Первую политическую технологию по управлению собственным микрогосударством он применил сразу, ещё находясь над поверженным вождём и принимая от его бывшего окружения верноподданнические заверения своей преданности позами безоговорочного подчинения.
Причём они сами рыжего на это натолкнули своей запуганностью. Дима тут же вспомнил народную мудрость: боятся – значит, уважают. Поэтому первое время так и ходил по стойбищу, запугивая всех своей зверской рожей. Ну, по крайней мере, такой, какую был способен состроить на своей рыжей морде.