Ученье – свет, а не захочешь светить – заставим

Баймаков Вячеслав

На этот раз решил отказаться от любимого кофе, посчитав, что за утро выдул его столько, что пора задуматься о мере в его потреблении. Он неожиданно вспомнил, что истинный джентльмен может позволить себе абсолютно всё, даже нажраться, как свинья, и, обматерив, набить даме морду, но, проделав всё это исключительно в меру.

Танечка присоединяться к завтраку отказалась, решив вообще покинуть посиделки. Она со словами: «Мне надо», быстренько ретировалась и чуть ли не бегом пустилась в свою комнату. Дима лишь хмыкнул, провожая беглянку скептической улыбкой, однозначно предположив,

куда та спешит. Но, как позже выяснилось, не угадал.

Вера не поняла ни оголодавшего мужлана, ни убежавшую подругу, но, также не став завтракать, отправилась к себе, как она оповестила, переодеться. Вот с этим Дима согласился, напутствовав словами: «Давно пора».

В гордом одиночестве молодой человек оставался недолго. Поедая всё заказанное вперемешку и проявляя вопиющую невоспитанность, он с набитым ртом принялся доставать искусственный Разум.

— Кон, ты можешь материализоваться?

— В каком виде? — уточнил Господство.

Дима огляделся. На глаза попалась красная дверь учебной локации, в которой он уже побывал, и, посчитав идею более чем логичной, а главное, прикольной, выдал установку:

— Молодой генерал из последнего клипа о таланте Наполеона. Мне понравился его прикид.

Когда он проговаривал последние слова, худой брюнет с нечёсаными паклями волос до плеч, с надменным лицом, в чёрной треуголке с золотыми стрижеными перьями уже восседал в кресле Веры. Генерал нечеловеческими глазами без белков, застывшим немигающим взглядом сверлил молодому человеку дырку во лбу.

Дима поперхнулся. В режиме тушения пожара залил в себя чай, не в силах оторваться от черноты космоса его глаз. Причём космоса реального, а не ассоциации. Потому что, приглядевшись, он с ужасом заметил в их глубине далёкие маленькие звёздочки. И чем дольше всматривался, тем звёздный атлас в глазах Господства проявлялся отчётливее. Ему стоило большого труда выйти из оцепенения.

— Я думаю, будет правильно, если за столом появится четвёртое, персонально твоё кресло.

Кон, одобряя решение, слегка улыбнулся. Даже не так. Он как бы сымитировал улыбку, почти не меняя мимики. Выглядело величественно. Мгновение — и Наполеон Бонапарт уже сидит напротив. Два пустых кресла Веры и Танечки также оказались друг против друга.

— Кон, ты знаком с жизнью Наполеона Бонапарта? — начал Дима прощупывать почву, преследуя вполне меркантильные интересы.

Общаться с материализовавшимся ангелом оказалось значительно комфортнее, чем с невидимкой.

— Только с писанной и оцифрованной биографией во всех вариантах и транскрипциях различных точек зрения: от почитателей до ненавистников.

— Прекрасно, — соглашаясь со своими мыслями, похвалил непонятно кого Дима, продолжив: — Ты можешь сопровождать нас в учебных локациях в качестве консультанта?

— Могу, но только с консультациями общего плана.

— Кто бы сомневался, — вполголоса пробурчал молодой человек, отправляя очередной глоток чая в утробу, и тут, поставив наконец кружку на стол и складывая руки на груди, резко сменил тему: — Кон, нормализуй работу всех моих внутренних органов. Телу придай вид тренированного с рифлёными мышцами, убрав лишний жир.

На

этот раз команда была выполнена аж с пятисекундной задержкой. Всё это время на лице Наполеона, то есть Господства, изображалось подобие недоумения или непонимания, к чему клонит реципиент. А когда запрошенное было выполнено, Дима, оценив на ощупь кубики пресса, попросил очистить стол и, уложив накаченные руки на полированный хрусталь, неожиданно выдал:

— А теперь давай по существу. Я так понимаю, нам можно не есть, не пить и на горшок не ходить. Ты же в состоянии сделать нас сытыми и при этом не являться ходячими контейнерами с отходами жизнедеятельности?

Господство улыбнулся одними губами и слегка качнул головой, давая понять, что уловил ход мыслей просителя.

— Идём дальше. Судя по моему рельефу мышц, тренажёрка, как и кухня, идут боком. А супервычислительный центр по сравнению с тобой — это как считать на пальцах, соревнуясь с квантовым вычислителем.

На это Кон кивать не стал, но улыбку продолжил удерживать, и Дима буквально шкурой почувствовал его интерес к своей смертной персоне. Глаза Наполеона как-то странно изменились. Во всемогущем Господстве сверкнуло любопытство.

— Отсюда вопрос, — продолжал Дима, — на кой нам нужны эти приблуды в виде кухни, компьютерного центра и беговой дорожки?

— Эти атрибуты — базовые установки, введённые в интерьер согласно анализу ваших личностей.

— Не понял, — набычился Дима, действительно не понимая, причём здесь их личности и эта хрень.

— Если не понимаешь их предназначения — это твои проблемы. Я никогда не растолковываю смысл тому, кто не понимает элементарного с первого раза. И тебе не советую. Непонятливому интеллект не поднимешь, а собственный опустишь.

— Спасибо, — стушевался Дима, услышав в совете нарекание за непонятливость, тут же вспомнив Джей, которая не стала бы вуалировать свою оценку смертному столь витиевато, а попросту обозвала бы дебилом.

Тут генерал по-солдафонски вскочил, приняв стойку смирно. Манерно-размашисто снял расшитую золотом треуголку, прижав к груди, и уставился куда-то Диме за спину. Последнему ничего не оставалось, как извернуться и выглянуть за спинку высокого кресла.

В шагах десяти, как вкопанная в песок, замерла ошарашенная Вера. Брюнетка не только переоделась, но и сменила свой привычный образ. Дима сначала даже посчитал, что девушка впервые предстала без макияжа, но, присмотревшись, мейкап всё же рассмотрел. На этот раз он был не боевым, как всегда, а изысканно утончённым, едва заметным, переводя нарочитую броскость лица медсестры в разряд милых и натурально красивых девушек.

В контраст к аристократически бледному лицу она была одета в чёрный спортивный костюм и такие же угольно-чёрные кроссовки. Притом Дима тут же отметил про себя, что Вера, несмотря на показную неприязнь к нему, все вещи выбрала фирмы «Nike». Как и у него.

Девушка стояла в полной растерянности, видимо, стараясь сообразить, кого ещё тут материализовал этот несносный самец. Общаться, скрючившись в кресле, было неудобно, поэтому Дима был вынужден подняться и по-шутовски галантно представил их друг другу: