Ученица чародея
Шрифт:
Он отшагнул и протянул вперед сбитый в кровь кулак:
– Излечить не желаете? С пылу с жару, пока свежее.
Тут я уж рассердилась не на шутку.
– Я с б'oльшим удовольствием поставлю вам новых шишек, чем стану лечить. Вы, сударь, – олицетворение неблагодарности и хамства.
– Не жалую ведьм, – ухмыльнулся он.
– Не люблю негодяев, – вспыхнула я. – Тем более не уважаю пьяницу, который живет за чужой счет и мнит себя большим героем.
Он вцепился пальцами в мои предплечья.
– Да как ты смеешь!
– Отпустите, сударь! Больно же!
Я вознегодовала и попробовала представить жар внутри, чтобы как-нибудь врезать негоднику. Увы, так быстро восстановиться я не могла. Этьен приблизил лицо к моему так, что почти коснулся кончиком носа, и прошипел:
– Ты ничего не знаешь и не имеешь права судить! Ты никто здесь! И надеюсь, так и останешься никем!
Я вспомнила о кувшине с сиренью и со всего маху столкнула его на ноги лекарского сына. Кувшин разбился вдребезги, забрызгав мне водой подол, а Этьену сапоги и штаны. Тот ойкнул и отскочил, схватившись за ногу. Я же побоялась, что упаду, поэтому лишь громко втянула в себя воздух.
– И если хотите знать, я бы сама с радостью сбежала из вашего сумасшедшего дома, где творится черт знает что, откуда люди пропадают, а потом их находят в реке! Где живут одни ненормальные! Где воняет мертвецами, разит холодом и делаются странные вещи! Я бы сбежала, если вы только изволите раз и навсегда избавить меня от дурацкого дара, чтобы я не смогла больше лечить таких кретинов, как вы, сударь! И чтобы не чувствовать, как сейчас, что у вас, ай-яй-яй как разболелся большой палец ноги, когда по нему стукнул кувшин.
Этьен вытаращился на меня.
– Да-да, я и сейчас чувствую. Не хочу, а чувствую! – вопила я, чуть ли не захлебываясь. – И почему-то только ваш папенька умеет хоть на некоторое время избавить меня от этих прекрасных ощущений, когда рядом со мной у одного поясницу ломит, у другого под мышкой чешется. Вот научитесь делать, как он, и меня просветите, тогда и уберусь отсюда, только вы меня и видели! Ну-ка, можете научить?
– Нет.
– Так идите, выясняйте!
– Не терплю указов, – угрожающе сказал Этьен. – Не стоит так со мной разговаривать.
– А то что? Разбежитесь и лоб себе об стену разобьете, чтоб и мне неповадно было? Я же все почувствую. Захотите отомстить мне, калечьтесь скорее и приползайте, поболеем вместе. Ха-ха. Мне вообще так весело жить!
– Сумасшедшая.
– Неблагодарный кретин.
Этьен, надутый, как лягушка в период брачных песен, почему-то остыл и покачал головой.
– Интересно, что заставило отца взяться помогать такой несносной особе?
Я только фыркнула в ответ. Сама бы хотела знать. Уже давно понятно, что не по доброте душевной и не из христианских побуждений.
Этьен внимательно рассматривал меня некоторое время и, наконец, произнёс:
– Так и быть. Я выясню, что и как делает отец. И можно ли вам обойтись без него.
– Буду премного благодарна, – совершенно неблагодарным тоном буркнула я.
Этьен пошёл к выходу, у двери обернулся небрежно и бросил, будто сплюнул:
– Надеюсь, вскоре мы с вами расстанемся.
– Жду не дождусь!
Моник вернулась, когда я уже начала видеть третий сон. Она разделась торопливо и примостилась к моему боку:
– Подвигайся.
Спросонья я выхватила из-под подушки кружку и чуть не огрела тётушку.
– Ты что? – отскочила она. – С ума сошла?
Поняв, наконец, кто посягает на суверенность моей кровати, я выдохнула с облегчением:
– О, как хорошо, это ты.
– А ты кого ждала?
– Бегают тут всякие ненормальные.
– Неужто поклонники?
– Лекарский сын. Я бы дверь подпёрла стулом, если бы не знала, что ты вернешься. Жаль, засова нет.
– Да он к тебе, похоже, неровно дышит, голубка моя, – хихикнула тетя, выкладывая горкой подушки.
– Моник! – укоризненно оборвала я тётушку. – Он не чает выставить меня отсюда! Моё присутствие отравляет ему жизнь. Ты-то где пропадала всё это время?
– Были дела, – таинственно шепнула Моник и почему-то причмокнула. – Тебе знать не обязательно. Давай спать.
Она повернулась на другой бок, свесив колено с узкой кровати, и обхватила руками верхнюю подушку. А я подумала: что за дела у неё такие? В чужом городе? И откуда она так хорошо знает лекаря? В голове мелькнула догадка – а что, если лекарь и моя тётя… Нет, не может быть! Так не бывает! Но по спине побежали мурашки, и сон как рукой сняло.
Впрочем, если Моник собирала для мсьё Годфруа травы, может, ещё как-нибудь помогает? Недаром она говорила, что у всех женщин в роду понемножку есть магии.
Я попыталась представить давнюю нашу прародительницу. Ведьму. Интересно, какая она была? Толстая, худая, добрая или сварливая, гадости делала или лечила… И вдруг я чуть не подскочила с кровати, несмотря на всю свою муторную вялость: а ведь у неё были муж, дети! И если я, как она… Значит, мсьё Годфруа солгал! Зачем? Что же такого он хочет от меня?
Святые угодники! Пусть я скорее верну силы и начну ходить. Наверное, надо потребовать у Этьена в качестве возврата долга прочитать ту книгу, исписанную непонятными знаками. Да, я попрошу прочитать мне всё! Если, конечно, этот олух умеет…
Дверь скрипнула и приотворилась. Я со страхом уставилась в чёрную щёлку. Кого ещё принесло? Там была лишь темнота, в которой пропадал дрожащий свет луны. Сквозняк?
– Кто там? – напряжённо шепнула я.
Никто не ответил. Во что бы то ни стало, нужно подпереть дверь. Я так не засну.