Учение дона Хуана (перевод Останина и Пахомова)
Шрифт:
Немного спустя дон Хуан спрятал ящериц в мешочки и сказал, что у корня и мази особых секретов нет: мазь указывает направление, корень проясняет положение вещей. А вот ящерицы — истинное чудо; в них-то и сокрыта тайна гадания с помощью второй доли. Я спросил, обычные это ящерицы или какие-то особенные. Дон Хуан ответил, что особенные: они должны обитать там, где росло растение, и быть его друзьями. Чтобы подружиться с ящерицами, необходимо долго за ними ухаживать, кормить и ласково с ними разговаривать.
Я спросил, почему так важно дружить с ящерицами. Дон Хуан объяснил, что ящерицы позволяют поймать себя только тому, кого они знают, и если ты всерьез относишься к «чертовой травке», то и к ящерицам надо относиться
Дон Хуан дал несколько указаний, как обращаться с ящерицами.
— Когда поймаешь ящериц, сразу посади их в отдельные мешочки. Потом возьми одну и поговори с ней. Попроси помочь тебе, извинись перед ней за то, что причиняешь боль, — и деревянной иглой зашей ей рот. Иголкой тебе послужит колючка чойи, а ниткой — волокна агавы. Стежки стягивай покрепче.
Те же самые слова скажи второй ящерице и зашей ей веки. К наступлению ночи все у тебя будет готово. Возьми ящерицу с зашитым ртом и задай свой вопрос. Попроси ее сбегать и посмотреть вместо тебя; объясни, что пришлось зашить ей рот, чтобы она спешила назад, ни с кем не разговаривая по дороге. Натри ей головку мазью, потом окуни в мазь целиком и опусти на землю. Если она побежит в благоприятную для тебя сторону, гадание пройдет легко и удачно, если в противоположную — вообще не удастся. Если ящерица направится в твою сторону (юг), можно надеяться на успех, если от тебя (север) — гадание будет страшно трудным. Можно даже погибнуть! Поэтому, если ящерица побежит от тебя, лучше всего гадание прервать. В этом случае ты утратишь власть над ящерицами, но это лучше, чем потерять жизнь. Впрочем, если ты все-таки решишься, гадание можно продолжить. В этом случае возьми вторую ящерицу, попроси ее выслушать рассказ своей сестры и передать его тебе.
— Но как же ящерица с зашитым ртом расскажет то, что она видела? Ведь ее рот зашит как раз для того, чтобы она не говорила!
— Зашитый рот не позволит ей ничего рассказать чужим. Говорят, ящерицы болтливы и готовы разговаривать с кем попало. Как бы там ни было, намажь головку ящерицы мазью, а потом потри ею о свой правый висок. Только смотри, чтобы мазь не попала тебе на середину лба! На первых порах можно привязать ящерицу за середину туловища к своему правому плечу — тогда ты ее не потеряешь и не покалечишь. Но по мере твоего продвижения в учении, когда ты лучше познаешь «травку», ящерицы научатся повиноваться тебе и сами будут сидеть у тебя на плече. Потерев висок, погрузи пальцы обеих рук в миску с мазью. Сначала натри себе мазью виски, потом и голову с обеих сторон. Мазь сохнет моментально, и ее берут столько, сколько необходимо. Всякий раз сперва потри головкой ящерицы, а потом уже — пальцами. Рано или поздно убежавшая ящерица вернется и расскажет все своей слепой сестре, а та перескажет услышанное тебе, как будто ты тоже ящерица. Когда гадание закончится, отпусти ящерицу, только не смотри, куда она побежит. Потом выкопай руками глубокую яму и зарой все, чем пользовался.
Около шести часов вечера дон Хуан переложил отстой из горшка на плоский кусок сланца; его оказалось меньше чайной ложки. Половину он положил в чашку и добавил немного желтоватой воды. Поболтав чашкой, протянул ее мне и велел выпить. Смесь оказалась безвкусной, но вызвала во рту легкое жжение. Вода была очень горячей, и это меня почему-то разозлило. Сердце сильно забилось, однако вскоре я успокоился.
Дон Хуан взял миску с мазью. На вид мазь была густой и гладкой. Я попытался проткнуть корку пальцем, но дон Хуан резко оттолкнул мою руку от миски. Он сердито сказал, что с моей стороны такие поступки — чистое безумие и что, если я хочу учиться, надо свое легкомыслие оставить. Это — сила, указал он на мазь, и никто не знает, что за сила. Уже то, что мы используем ее в своих личных целях, — нехорошо, но раз уж мы, люди, не можем обойтись без этого, следует, по крайней мере, обращаться с ней с должным уважением.
Мазь напоминала густую овсяную кашу; вероятно, в ней было много крахмала. Старик попросил достать мешочки с ящерицами, вынул ту, у которой был зашит рот, и осторожно передал мне в левую руку. По его указаниям я подцепил пальцем мазь, натер ею головку ящерицы, а затем опустил ящерицу в горшок и держал ее там до тех пор, пока все ее тело не покрылось мазью.
Дон Хуан взял горшок и повел меня на каменистое место недалеко от дома. Указав на большой камень, предложил мне сесть перед ним, как будто это мое растение, поднести ящерицу к лицу, снова объяснить ей, что меня интересует, и попросить ее сбегать и все разузнать.
Дон Хуан посоветовал извиниться перед ящерицей за причиненные боль и беспокойство и пообещать, что я буду добр ко всем ящерицам. После чего надо было зажать ящерицу между средним и безымянным пальцами левой руки, где он когда-то полоснул меня ножом, и потанцевать вокруг камня так, как я танцевал, когда пересаживал «детку». Старик спросил, хорошо ли я помню все, что тогда делал. Я кивнул. Дон Хуан подчеркнул, что очень важно делать все совершенно так же, как тогда; а если что-то забудется, подождать — и воспоминание придет само. Если же я буду спешить и действовать необдуманно, то причиню себе серьезнейший вред. После этого нужно опустить ящерицу с зашитым ртом на землю и приметить, в какую сторону она побежит. Нельзя ни на миг отрывать взгляд от ящерицы; обычная их уловка — отвлечь внимание и незаметно ускользнуть.
Было еще не совсем темно. Дон Хуан посмотрел на небо.
— Оставляю тебя одного, — сказал он и ушел.
Я выполнил все его указания и наконец опустил ящерицу на землю. Несколько секунд она не шевелилась. Потом, быстро глянув на меня, побежала в восточном направлении и юркнула под камни.
Я сел на землю перед «своим» камнем. Внезапно меня охватила глубокая печаль. Я думал о ящерице с зашитым ртом, о ее удивительном путешествии и о том, как она глянула на меня, убегая. Я чувствовал какую-то загадочную связь с ней. Я тоже был ящерицей, совершающей свое удивительное путешествие. Мой удел, быть может, — видеть; но удастся ли мне поведать кому-нибудь о том, что я увижу?
Стемнело. Я с трудом различал камни перед собой. Мне вспомнились слова дона Хуана: «Сумерки — щель между мирами».
Долго я так сидел; наконец продолжил гадание. Мазь, хотя и напоминала с виду овсяную кашу, на ощупь была совсем иной: очень скользкая и холодная. У нее был резкий специфический запах. Она холодила кожу и быстро высыхала. Одиннадцать раз я наносил ее на виски, но не заметил никакого эффекта. Я старался не пропустить ни малейшего изменения в восприятии или настроении, так как не знал толком, чего ждать. Я не понимал сути гадания и изо всех сил пытался ее уловить.
Высохшая мазь шелушилась на висках. Я собирался втереть очередную порцию, как вдруг обнаружил, что сижу по-японски, на пятках. Я совершенно не помнил, в какой момент принял это положение. Еще через несколько минут я заметил, что сижу на полу в каком-то помещении с высокими сводчатыми потолками. Своды были не кирпичные, как мне сначала показалось, а сложены из массивных каменных глыб.
«Переход» оказался для меня очень трудным. Он произошел внезапно, я не был к нему готов. Я видел все как бы в тумане или во сне, но картина, которую я видел, оставалась неизменной. Я мог задержать взгляд на любом предмете и подробно его рассмотреть. Видение было не столь отчетливым и реальным, как под воздействием пейотля, а слегка размытым, словно акварель.