Учение Великих Махатм
Шрифт:
Эти "прекрасные качества" обманщицы сами по себе являются чем-то поразительным и, во всяком случае, оригинальным.
Поэтому, пожалуйста, скажите м-ру А. Джебхардту, что если вообще кто является "обманщиком", то таких обманщиков двое; а также скажите, что Махатма К. Х. получил его письмо, но никогда его не читал по той простой причине, что он был связан обещанием, данным Когану не читать ни одного письма от какого-либо теософа до тех пор, пока он не вернется после выполнения своей миссии в Китае, где он в то время находился. Он удостоил меня этим сообщением, чтобы помочь моему оправданию, как он сказал. Он строго запретил пересылать ему какие-либо письма до получения на то разрешения. Так как Учитель по настойчивой просьбе Артура Дж. взял это на себя по причинам известным только ему самому, то я тут ничего не могла сказать, и мне приходилось только подчиниться. Я взяла это письмо и положила его в выдвижной ящик, полный бумаг. Когда я искала его, я обнаружила, что оно уже ушло, по крайней мере, я не видела его и сказала об этом ему. Но перед тем как ложиться спать, вынимая конверт, я нашла, что его письмо все еще было там, хотя утром оно действительно ушло. Теперь, если моя память не подводит меня, я показала мадам Джебхардт письмо Олькотта, в котором он говорит о том, что ему сказал Учитель. Я не читала письма Джебхардта
Но, как в деле Хьюма с "жемчужной булавкой", здесь в производстве феноменов имеется нечто большее, нежели простой обман. Если я обманывала мадам Джебхардт и его самого, то я прямо-таки черная душа и мошенница. Месяц я пользовалась гостеприимством в их доме; они ухаживали за мною пока я болела и даже не позволили мне оплачивать доктора, осыпали меня богатыми подарками, почестями и любезностями, и за все это я отплатила обманом. О, силы небесные! Истина и Справедливость! Пусть Карма м-ра Артура Джебхардта окажется легкой. Я прощаю ему ради его отца и матери, которых я буду любить и уважать до последнего часа. Пожалуйста, передайте эти мои прощальные слова мадам Джебхардт. Мне больше нечего сказать.
Бесполезно, м-р Синнет. Теософическое Общество должно жить в Индии. Кажется, в Европе оно навеки обречено, потому что я обречена. Оно висит на вашем "Эзотерическом Буддизме" и "Оккультном Мире". И если Махатмы являются мифами, и я являюсь автором всех тех писем, которые теперь объявляются обманом представителями О. П. И, то как может существовать Лондонская Ложа? Я вам говорила, ибо я чувствовала это, как я всегда чувствую, что расследование м-ра Ходжсона будет фатальным. Он весьма отличный, правдивый, знающий молодой человек. Но как он отличит правду от лжи, когда кругом него соткана густая сеть заговора? Сначала, когда он посетил нашу Главную Квартиру и когда падре еще не могли хорошо завладеть им, он казался ол райт. Его отчеты были благоприятны. А затем его поймали. У нас есть свои осведомители, которые внимательно следили за миссионерами. Вы там, в Англии, можете хохотать, – мы нет.
Мы знаем, что этот заговор не такой, над которым можно смеяться. З0000 отцов-миссионеров (падре) объединились против нас. В течение недели в Бомбее было собрано 72000 рупий, "чтобы вести расследование против так называемых Основателей Теософического Общества". Все судьи страны (подумайте о сэре С. Тернер) против нас. Само мое имя воняет в ноздрях скептиков, номинальных христиан, свободомыслящих и снобов C. S. И теперь опять на сцену выходит старая спящая красавица – я, в конце концов – русская шпионка! Вчера вечером Оксли вместе с Хьюмом обедали у Джарстинов, и им сообщили с самым серьезным видом, что по имеющейся информации (не от Куломбов ли?) за мною "нужно следить". Напрасно Хьюм хохотал над этим, а Оксли протестовали. Это было "очень серьезно" ввиду того, что русские перейдут Кабул, Афганистан или что-то в этом роде.
Старая и умирающая женщина, которая не в состоянии покинуть свою комнату; ей запрещено ступить несколько шагов чтобы не разорвалось сердце; она не читает газет, чтобы не наткнуться там на самые гнусные персональные оскорбления в свой адрес; она получает письма из России, но только от родственников, и она – шпион, опасный субъект! О, британцы Индии, где ваша доблесть?!
Вопреки Хьюму, их другу Ходжсону и всем свидетельствам, Оксли не верят, что я обманщица. У них полная вера в Учителей, и что бы им ни говорили, ничто не заставит их сомневаться в их существовании, и за исключением некоторых неприятностей вследствие сплетен о частных делах, они стойкие теософы, и, как они говорят, мои лучшие друзья. Хорошо, ладно. Я верю, о Господи, помоги моему неверию. Как я могу верить в кого-либо из своих друзей в такой момент? Только он знает, как он знает, что он живет и дышит, что наши Махатмы существуют и феномены действительны; он тот, кто сочувствует мне и смотрит на меня, как на мученицу. Брошюры, выпускаемые священниками, книги, и статьи, разоблачающие меня с макушки головы до пят, появляются каждый день. "Теософия разоблачена", "Мадам Блаватская разоблачена", "Теософический обман перед лицом мира", "Христос против Махатм" и т. д. и т. д… Вы, кто знает Индию хорошо, м-р Синнет, разве вы думаете, что здесь трудно достать ложных свидетелей? У них все преимущества перед нами. Они (враги) трудятся днем и ночью, наводняя страну литературой против нас, а мы сидим без движения и только ссоримся в Теософической Главной Квартире. Олькотта считают совсем дураком, Оксли его ненавидят (за некоторые ошибки, которые он не мог не совершить), а индусы его обожают. А теперь, после приезда Хьюма, я прихожу за своей долей. Хотя Оксли мои друзья, они советуют мне отказаться от своего поста, тогда как индусы говорят, что они все уйдут, если я откажусь. Я должна отказаться, так как меня считают "русской шпионкой" и я подвергаю опасности Общество. Такова моя жизнь во время выздоровления, когда каждая эмоция, по словам докторов, может оказаться фатальной. Тем лучше. Я тогда откажусь de facto. Но в таком случае они забывают, что остаюсь единственным звеном между европейцами и Махатмами. Индусам все равно. Дюжины их являются учениками, и сотни знают их, но так же, как в случае с Субба Роу, они скорее умрут, чем скажут о своих Учителях. Хьюм ничего не получил от Субба Роу, хотя все знают, что такое Субба Роу. Недавно он получил длинное письмо от моего Учителя в комнате собраний, когда Хьюм ставил на голосование мою отставку. Они как раз голосовали, чтобы больше не было феноменов и чтобы о Махатмах никогда не говорилось. Говорят, письмо было на языке телугу. Хотя они (индусы) стоят за меня и будут стоять до последнего, они обвиняют меня, что я осквернила Истину и Учителей, так как я послужила средством к написанию "Оккультного Мира" и '"Эзотерического Буддизма". Не рассчитывайте вы, Лондонская Ложа, на индусов. Я – мертва, скажи, Общество. "Прощайте" Учителям скажите уже теперь – все, за одним исключением, ибо я дала слово моим индийским братьям-оккультистам никогда не упоминать их (Учителей) имена иначе, как только среди своих, и это слово
Это, вероятно, будет моим последним письмом вам, дорогой м-р Синнет. Мне потребовалась почти неделя, чтобы написать его – я так слаба, и я не думаю, что мне еще представится другая возможность. Не могу я вам сказать почему, но вероятнее всего, вы не будете об этом жалеть. Вы не сможете остаться верным значительно дольше, живя, как вы, в миру. Мейеры и О. П. И. засмеют вас. Хьюм, который поедет в Лондон в апреле, поднимет всех против Махатм и меня. Требуются другого сорта мужчины и женщины, нежели те, которые находятся в Лондонской Ложе, за исключением мисс Арундэйл и еще двух-трех других, чтобы выстоять такое преследование и шторм. И все это потому, что мы выдавали Истину без разбору, профанировали ее, забыв девиз истинного оккультиста: знать, сметь и хранить молчание.
Прощайте же, дорогие м-р и м-с Синнет. Умру ли я через несколько месяцев или же останусь еще на два-три года в уединении – я уже почти как мертва. Простите меня и постарайтесь заслужить личного общения с Учителем. Тогда вы сможете проповедовать его, и если вы преуспеете в этом, как я преуспела, вас будут освистывать и оскорблять, как освистывали и оскорбляли меня, и вы увидите, сможете ли вы это выстоять. Оксли понуждают меня написать моей тетке и сестре, чтобы они прислали мне рисунок жемчужной булавки, которую я послала им в 1880 году. Я отказываюсь. Для чего? Докажи им подлинность феномена броши – они моментально, с помощью подкупленных свидетелей, выдвинут новое обвинение. Я устала, устала, устала, и до того мне это отвратительно, что сама смерть с ее первыми часами ужаса мне предпочтительнее. Пусть весь Мир, за исключением нескольких друзей и моих индийских оккультистов, думают, что я обманщица. Я не буду отрицать этого – даже им в лицо. Скажите это м-ру Мейер и другим.
Прощайте, еще раз. Пусть ваша жизнь процветает и будет счастливой, и пусть старость м-с Синнет будет здоровее, чем ее молодость. Простите мне те недовольства, которые я вам, может быть, причинила и – забудьте.
Ваша до конца Е. П. БлаватскаяПисьмо 158
(отсутствует начало)… нам бесполезно пытаться что-нибудь предпринимать. Я еще не успела раскрыть рот для ответа и протеста, как увидела его отображение над письменным столом и услышала слова: "Пожалуйста, пишите сейчас". Я не прислушивалась к продиктованным мне словам – я воспринимала как-то механически, но я знаю, с каким вниманием и усиленным интересом я следила за "светами мыслей и чувств" и аурой, если вы понимаете смысл сказанного мною. Я полагаю, что Махатма именно этого и хотел от меня; иначе его мысли и внутренняя работа остались бы для меня непроницаемыми. И я говорю, что никогда с тех пор, как вы его знаете, никогда в нем не было по отношению к вам столько доброты, подлинной ласки и полного отсутствия критицизма или упрека, как в это время. Не будьте неблагодарным, не допускайте недоразумения. Раскройте ваше внутреннее сердце, раскройте целиком чувство и не смотрите через ваши холодные, рассудочные, мирские очки. Спросите графиню, которой было прочитано это письмо и которой я рассказала то, что теперь рассказываю вам, и что услышать она была так рада, ибо она сочувствует вам и вашему положению и одобряет, как и я, все то, что вы сделали. Все, что вы говорите, совершенно верно, и это как раз то, как я думаю, что я разглядела в ауре Махатмы. Желто-сероватые полоски все были направлены к Олькотту (это Лондонский период, не теперь), Мохини, Финчу (более красноватые) и к другим, которых я не буду называть. Ваш портрет в полный рост или син-лека получал целый поток синего чисто серебристого цвета; Зал Княгини, инцидент с Кингсфорд и даже с Холлоуэем – все были далеко от вас в тумане, и это является неоспоримым доказательством, что вы были замешаны в них не по вашей личной вине, а были вовлечены неодолимою общею Кармой. Где же там был "критицизм" или упрек? Ни один человек не может сделать больше того, что в нем имеется. Мы не могли избегнуть собрания в Зале Княгини, так как Общество избрало путь, по которому оно должно было пойти. Но если бы все, в том числе вы первый, задолго до этого собрания спасли бы положение тем, что каждый из вас произнес бы речь, вы даже могли прочитать ее, что было бы лучше – прочесть или произнести речь, которая дошла бы до сознания публики, вместо того, что произошло.
Ваша речь была единственной, против которой ничего нельзя было возразить, но – вследствие вашего нежелания (ведь вас же затащили в это дело) она была так холодна, настолько лишена энтузиазма или даже серьезности, что задала тон другим. Речь Олькотта представляла собою регулярную чепуху янки, притом одну из самых худших. Речь "Ангельского Мохини" была весьма глупа, это были цветы риторики Бабу и т. п. Но это дело прошлого. Разумеется, это была неудача, но она могла быть удачей, несмотря на все противодействующее, если бы перед тем подготовились. Прием со стороны публики шел по избранному пути, и это должно было совершиться, ибо было бы еще хуже, если бы он не состоялся. Холлоуэй была послана и находилась в программе трюков и разрушений. Она принесла вам в десять раз больше вреда, чем Обществу; но это были целиком ваша вина, и теперь она танцует военный танец вокруг Олькотта, который ей такой же верный друг, каким были вы ей и даже более. Она поставляет ежедневные корреспонденции, беспрестанные и привлекательные, очаровательна – на нее любо глядеть, и она его дорогой агент в Бруклине по оккультным делам и т. п. Оставим это. Oб учениках – это более серьезный вопрос. Ни один из них не дурак. Если они еще не знают, то чувствуют, что пропасть между ними и Учителем с каждым днем расширяется. Они чувствуют, что находятся на неправой левой стороне, и чувствуют, что они повернут к тому, к чему все такие "неудачники" поворачиваются. Если бы сейчас Учителя приказали им возвратиться обратно в Индию, я не думаю, что сейчас, будучи вдохновляемы Баваджи, они возвратились бы. Мохини упущен им, вне всякого сомнения. А мисс… в их компании поедет ко всем чертям. Вы должны действовать независимо от них, не порывать с ними внешне, но действовать так, как будто их не существует. Послушайте, я хочу, чтобы вы написали Артуру Джебхардту серьезное письмо и рассказали ему все, что вы знаете о Баваджи. Он переписывается с американцами вовсю и обманывает их так же, как он обманул Джебхардов. Я писала ему, и графиня писала. Но он нам не поверит, если вы нас не поддержите. Ему наверняка к этому времени наговорили, что она находится целиком под моим психологическим влиянием.
Франц, бедняга, в этом уверен. Если вы не предостережете его, эти двое или один из учеников непременно поедут в Америку. Если бы вы могли убедить второго требовать его отправки в Индию, как меры урегулирования, тогда у него не было бы никаких оправданий для дальнейшего пребывания. Но как это сделать? Если бы я только знала, как подойти к этой особе, я была бы готова принести себя в жертву. На все что угодно, лишь бы очистить Общество от всей этой ядовитой растительности. Но вы можете работать независимо от них всех – это без сомнения.