Ученик чародея (Часть 1-6)
Шрифт:
Люди, которым признание их ошибок доставляет удовольствие, исключение. Грачик не принадлежал к таким счастливым исключениям. Если принадлежность ножа Мартыну и не могла служить уликой, изобличающей его, как участника преступления, то во всяком случае требовала сосредоточить внимание на этой фигуре. Неужели следователь, ведший дело до Грачика, был прав? И как будет выглядеть теперь сам Грачик, когда придет просить санкцию на задержание Мартына?! А ведь ежели подтвердится, что нож принадлежит Мартыну, и ежели удастся установить такие обстоятельства его нахождения близ места преступления, которые скомпрометируют Мартына
Тут нить размышлений Грачика порвалась: в его сознании факт нахождения ножа в лодке старого рыбака ассоциировался с тем, будто нож найден на самом месте преступления...
Грачик тут же отправил повестки, и наутро Луиза явилась. Она так же, как Силс, подтвердила: да, это тот самый нож, который она отобрала у Мартына Залиня во время драки на пикнике...
19. ВИЛМА КЛИНТ
Управляющий гамбургской конторой "Национального товарищества "Энергия", худощавый пожилой человек со впалыми щеками чахоточного лица, с ожесточением стучал трубкой телефонного аппарата. Станция разъединила его во время разговора с Любеком, а он должен был сообщить находящемуся в Любеке правлению этого эмигрантского "товарищества" о больших неприятностях. В трубке раздался сухой щелчок, и управляющий опять принялся стучать по аппарату. Наконец, ему удалось соединиться с главным директором "товарищества".
– Строительная компания "Европа" недовольна дурной дисциплиной наших людей. "Европа" грозит взыскать с нас убытки, которые понесет из-за простоев. Черт знает что, скандал!
– О каких простоях ты говоришь? Что случилось?
– сердито перебил директор.
– Началось с этой... как ее... Вилмы Клинт.
– Вилма Клинт?
– недоуменно спросил директор.
– Ну да, она оказалась подружкой Круминьша.
– Какого Круминьша?
– Того самого...
– А-а, понял! Но почему же она оказалась на работах?
– Потому, что нам сбрасывают всякую дрянь. Ланцанс не пожелал держать ее у себя в канцелярии.
– Его преосвященство вполне прав.
– Вот она, эта Клинт, и стала из стенографистки бетонщицей.
– Но я спрашиваю тебя: причем тут "Энергия"?
– Клинт - зачинщица сегодняшнего бунта!
– Так в карцер ее, в тюрьму, дрянь эдакую!
– закричал директор так громко, что собеседник вынужден был отстранить трубку от уха.
– Я уже отдал приказ об аресте Клинт, но рабочие не выдают ее.
– Что значит "не выдают"? Кто они такие, чтобы "не выдавать"? Или там нет команды порядка?
– Я ничего не могу сделать, не рискуя сорвать работы на строительстве "Европы".
– Ты смешишь меня!
– И директор действительно рассмеялся в трубку. Где мы живем? И когда мы живем?
– С завтрашнего дня - забастовка, - продолжал управляющий.
– Вызови полицию.
– Конечно, я вызвал полицию. Но это только ухудшило дело.
– Не понимаю.
– Они начитались "Цини" с сообщением о Круминьше и Силсе.
– "Циня"? Как она к ним попала?
– Все уже знают об этом деле.
– А что они раньше не знали, что в советский тыл забрасываются наши люди?
– Дело не в этом, - начиная тоже сердиться, объяснял гамбургский управляющий.
– Это ни для кого не новость. Но Круминьш и Силс добровольно явились к советским властям. Вот что вызвало бурю.
– Ах, вот что, - с облегчением воскликнул директор.
– Так эту бурю нужно поддержать. Раздувать их негодование. Мы немедленно свяжемся с Центральным советом. Настроения, о которых ты говоришь, нужно укреплять.
– Господи! Господи, боже мой!
– в отчаянии воскликнул управляющий. Наши люди бросают работу, они требуют отправки на родину, понимаешь.
– Какая родина? О какой родине болтают эти ослы?
– "Мы их обманываем"!.. Изволите ли видеть: "Это вранье, будто каторга ждет их в Советском Союзе в случае возвращения"... Они говорят, что имеют право...
Резкий крик директора прервал его:
– Право?! Мы покажем им "право"! Смело хватай красных агитаторов.
– Хотели взять Вилму Клинт, и что получилось?
– пожаловался управляющий.
– Скандал, черт знает что! Они начинают говорить о своих правах?! Это же просто небывало! Это скандал!
На любекском конце провода наступило продолжительное молчание. Управляющий было подумал: уж не разъединили ли их опять? Но, по-видимому, главный директор попросту обдумывал ответ.
– Так... так...
– пробормотал он наконец.
– Они говорят: "Право? Отправка на родину?" Это очень серьезное дело. Гораздо серьезнее, чем ты думаешь.
– Я ничего не думаю, - рассердился управляющий, - но если их не утихомирить, то получится грандиозный скандал. Мы понесем убытки.
– Знаешь что?..
– нашелся главный директор.
– Нужно вернуть на работу эту самую, как ее... Ну же, ты только что назвал ее: подружка Круминьша...
– Вилму Клинт?
– Пусть только успокоятся рабочие, пусть вернутся на свои места, а там мы будем знать, что делать: упрячем эту Клинт и урезоним их.
– Попробуй, когда они читают рижские газеты.
– Откуда они их берут? Произведи обыск, осматривайте людей у ворот, газеты отбирайте! Виновных... Директор задохнулся от гнева и, сделав передышку, решительно заключил: - Нечего стесняться...
Громкий стук в дверь помешал управляющему расслышать последнюю фразу директора. В комнату ввалилась группа рабочих. Они стучали тяжелыми ботинками, громко переговаривались между собою и что-то раздраженно выкрикивали по адресу управляющего. Он отмахивался от них, закрывая ухо ладонью, но шум окончательно заглушил голос из Любека. От имени рабочих латышей, навербованных для военного строительства оккупантов, пришедшие требовали расчета и отправки обратно в лагерь для перемещенных.
– Что вам делать в лагере?
– растерянно спросил управляющий. Снова сесть на шею благотворителям?
– Нам нужно добиться отъезда на родину, - сделав шаг вперед, крикнула Вилма.
Казалось, при ее словах глаза управляющего готовы были выскочить из орбит.
– Ах, это ты бормочешь о родине?
– процедил он сквозь стиснутые зубы.
– И что ты называешь родиной, ты?!
– Родина - это родина, - решительно ответила она.
– Если господин управляющий забыл, где она находится, то мы помним.