Учитель Истории
Шрифт:
— Со мной, что ли?
— Ну… — я быстро осмотрел его: высокий, мордатый, с короткой бородой без усов и копной медных волос на голове; на лацкане халата потертый бейдж с фото и надписью «Лев Александрович Еремицкий. Врач-маммолог». — Кажется, да.
— А, тогда ладно, — в ту же секунду железная хватка ослабла, а обозленное выражение на лице Льва Александровича сменилось любопытством. — Жди сиди, я осмотр закончу.
Перемена настроения была столь разительной, что я даже заподозрил неладное. Похоже, он такой же чудик, как и его друг-историк. Один учит людей, второй их лечит. И оба такие «приветливые»… В смысле, с приветом оба.
Ждать пришлось недолго, и вот я совершенно официально допущен в маммологический кабинет, женское представительство в котором сократилось до одной персоны — медсестры, которая, к счастью, была одета и молча перебирала какие-то медицинские штуки, разложенные на столе.
— Я тебя вспомнил, — Лев Александрович жестом указал на видавший виды кожаный диван и, дождавшись, когда я сяду, примостился на стул напротив. — Ты тот чудик с речки, что коленочку ушиб. Хорошо, что так, а то я просто послал бы тебя куда подальше, и дело с концом. Чтобы пациентов мне не пугал. Как коленочка, кстати? Не беспокоит?
«Чудик твой друг… Да и ты, походу, тоже слегка того», мысленно возразил я, но вслух спорить не стал, а вместо этого сразу перешел к делу.
— Как раз насчет пациентов я бы и хотел поговорить. Только не знаю, с чего начать…
— Если хочешь сказать мне слово, попытайся использовать рот. Что не так с моими пациентами?
— С твоими — все в порядке. Но мне нужно найти других.
— Каких еще других?
— Которых… Мы не могли бы поговорить наедине?
— Мне от Наташи скрывать нечего, — недовольно протянул доктор. — И обсуждать что-то такое, что потом пришлось бы скрывать, я тоже не хочу.
— Ладно, — смирился я. — Меня интересуют пациенты, которые поступили позавчера. А именно те, что с огнестрелами. Таких же всего пятеро, так?
— Понятия не имею, — на лице врача не промелькнула и тени эмоций: как будто к нему каждый день подкатывают с подобными просьбами. — Не мой профиль. Тебе-то какое дело до них? Друзья, что ли?
— Нет, не друзья. Возможно, одного из них подстрелил я.
— Да ну? — Еремицкий дернул головой, выдав некое удивление. — Как же так вышло?
— Я стрелял в одного из тех, кто был в масках. Он приставал к девушке.
«Которую потом пришлось сдать на руки отцу, а отец этот еще и с кулаками полез… Скотина неблагодарная».
— И куда попал? — спросил доктор.
— В ногу. Точнее, в бедро. Кажется, в правое.
— Думаешь, он у нас в больнице?
— А где ему еще быть? Не дома же лечиться. Он вполне мог снять маску и прикинуться точно таким же пострадавшим, как и все прочие.
— Логично… — Еремицкий встал со своего стула, я тоже поднялся. — Нет, ты сиди. Я схожу в приемник, уточню…
Мы остались наедине с медсестрой. Во время нашего короткого разговора с доктором она перебирала какие-то медицинские инструменты и всем своим видом показывала, что ей совершенно не интересно, о чем мы там болтаем. Теперь же она оторвалась от своего рутинного занятия и смотрела прямо на меня. Молодая, но какая-то осунувшаяся, бледная, с жидкими светлыми волосами — словно она безвылазно жила в этой больнице и давным-давно не видела солнечного света. Каменное лицо, на котором не мелькнуло даже отблеска улыбки, делало ее еще менее привлекательной. Возможно, она осуждала меня за мой поступок. А может, у нее просто были свои планы на свободное время Льва Александровича. Я отвел взгляд и принялся увлеченно рассматривать узор из трещин на ближайшей ко мне стене. Они напоминали очертания Северной Америки, только без Флориды. Не ахти какое открытие, но уж лучше потренироваться в парейдолии, чем просто сидеть под этим холодным, пронизывающим взглядом. Поняв, что заговаривать с ней я не собираюсь, медсестра снова вернулась к своему занятию.
Время тянулось медленно. Я успел еще раз все обмозговать, после чего тут же усомнился в правильности своего решения довериться первому встречному. Вдруг Еремицкий сочувствует громобоям, и на выходе меня уже поджидает небольшая толпа с битами и кастетами? Даже не толпа — для такого задохлика, как я, достаточно будет всего двоих. Или одного, если им окажется сам Еремицкий. А еще доктор может случайно проболтаться коллегам, тем самым выдав своего информатора. Или довериться своему чокнутому дружку, чего бы я уж точно не хотел бы. И зачем я вообще в это ввязался? Меня ведь даже никто не просил. Важный суд на носу и к пятничному уроку надо готовиться, а я уже занимаюсь всякой ерундой, не имеющей никакого отношения ни ко мне, ни к моей профессиональной сфере. Какова цель? Раскрыть, кто стоит за дебошем? Так и так все знают. Найти пропавшие предметы из коллекции Юрьевских? Едва ли это возможно в нынешних условиях, когда кругом царит перманентный бардак, приправленный беззаконием. Меня сметут, как пешку с доски, стоит только заикнуться о своем участии в партии. Ладно, хватит красочных аллегорий. Мне просто нужно выяснить, есть ли среди раненых мой «клиент» и, если его там нет — забыть про это дело и вернуться к насущным заботам. А преступников пусть ловит полиция.
Скрипнула дверь, появился Еремицкий. Я сразу отметил, что видок у него был достаточно мрачный, и потихоньку начал морально готовиться к скорой встрече с битами и кастетами.
— Выйдем, — негромко бросил он. — Наташа, я ненадолго.
— Выйдем, — согласился я, опасливо покосившись в сторону так и не проронившей ни единого слова Наташи.
Едва мы отошли от кабинета на несколько шагов (чтобы не слышали дамы, стоявшие в очереди), он шепотом произнес:
— Ты был прав. Есть у нас в стационаре Артем Бабушкин, шестнадцать лет, огнестрельная рана правого бедра с проникновением, повреждение мягких тканей. Травматика. Он самый?
— Возможно… Мне надо посмотреть.
— Тогда пойдем.
И тут я запаниковал.
— Куда? Прямо к нему?
— А ты как хотел? — Еремицкий остановился. — Чтобы узнать вкус воды, нужно начать пить.
— Это откуда такая мудрость?
— Из песни. Пойдем, говорю.
— Никогда не доверял цитатам из песен.
— Это я тебе говорю. Или ты уже обсикался?
— Ничего я не… — я осекся, сообразив, что уже начал оправдываться.
— Тогда хватит попусту тратить мое время. Видел очередь? Они меня ждут.
— Да, я понимаю, но…
— Господи ты, боже мой! — Лев начал терять терпение. — Да чего ты боишься? Он вдвое младше тебя! И раненый!
— Ладно, уговорил, — поразмыслив, стоит ли делиться с доктором, что боюсь я не самого Бабушкина, а его подельников, буде он меня опознает, я решил, что доктор такого доверия пока что не заслужил. — Пойдем.
— Так бы сразу, — пробурчал Лев. — Все равно пошел бы. Но нет, надо ломаться, как девочка у гинеколога…
Мы заглянули в процедурку, где я разжился белым халатом и бейджем на имя Егорова Ивана Егоровича. Теперь, если молчать, не забывать делать умное лицо и не думать о том, что, согласно легенде, моего отца зовут Егор Егоров, я вполне сойду за врача.
— Готово.
— Отлично, — одобрил мой «подельник». — Тебе он как раз в пору.
Мы зашли в лифт, который перевез нас с четвертого этажа на первый.
— А кто такой Иван Егорович, — спросил я где-то в районе четвертого этажа.
— Доктор, — ответил Еремицкий и на третьем и, после недолгого раздумья, добавил на втором: — Он умер на пошлой неделе.
— Что?! — возмутился было я, но был бесцеремонно перебит.
— Первый этаж. Тихо, не бушуй. Он же не в этом самом халате умер. И вообще, дело в сауне было. Лучше скажи вот что: если ты этого Бабушкина опознаешь, что дальше делать будешь?