Учитель Истории
Шрифт:
— О, Филипп Анатольевич! — радостно замахал руками трудовик, стоило мне вслед за Татьяной переступить порог. — Мы тут с коллегами хотели уточнить, когда вам будет удобно посетить наш скромный банкет в вашу честь?
Я замер в растерянности.
— Ваш банкет? В мою честь?
— Ну да, — подтвердила полнотелая ОБЖшница. — Мы подумали, раз уж у вас нет времени, чтобы полноценно влиться в коллектив, мы вам поможем.
— В эту пятницу сразу после седьмого урока вас устроит? — нарочито услужливо поинтересовалась учительница физкультуры, высокая женщина в спортивном костюме желтого цвета и с такими же желтыми глазами.
— Да… Вполне… — я почувствовал, что наливаюсь краской под самую макушку. — Спасибо… Так вышло… Я бы сам… Не стоило себя утруждать…
— Да ладно, — проходя мимо, трудовик так смачно хлопнул меня по плечу, что я чуть было не потерял равновесие. — Нам не трудно для хорошего-то человека.
— Спасибо…
— Ты не стесняйся, подходи. Всегда поможем. Всегда рады!
Вслед за трудовиком ушли и остальные учителя. Остались только мы с Татьяной.
— Они это всерьез или с иронией? — спросил я у нее, но ответа не дождался: девушка уже присела на диванчик в углу и сейчас была погружена чтение чьей-то тетради.
Или делала вид, что погружена.
Поскольку я пришел к Елене, а у нее сейчас был урок, мне ничего не оставалось, кроме как дожидаться здесь. А потому я плюхнулся на диван напротив и, положив ногу на ногу, уткнулся взглядом в циферблат висевших над головой Татьяны настенных часов. Часы показывали половину двенадцатого.
— Что, простите? — учительница вдруг прервала свое чтение и посмотрела на меня. — Вы что-то говорили?
— Да, говорил, — не отрываясь от созерцания часов, ответил я. — Правда, это было четыре минуты назад.
— Ох, простите еще раз, — она закрыла тетрадь и стала теребить ее в руках. — Я какая-то рассеянная сегодня.
— Что-то случилось?
— Да нет…
— Почему-то мне кажется, что вы сами не верите в то, что говорите. В субботу вы были намного веселее.
— Настроение имеет свойство меняться, — с внезапной сухостью в голосе заметила моя собеседница. — Уже одиннадцать тридцать? Мне пора.
— Это как-то связано с запиской? — бросил я вдогонку.
— С какой запиской? — она остановилась на полпути к двери, словно споткнувшись о край ковра.
Черт, а ведь брякнул наугад. Как бы теперь выкрутиться? Но раз уж сказал «А»…
— С той самой, что выпала из стопки ваших тетрадей в субботу утром. Которую я подал вам в гардеробе.
— Вы ее читали?!
Я наконец отвлекся от циферблата и взглянул на девушку. Действительно, совсем другой цвет лица, другая, более строгая одежда, другая манера держаться — все другое. Словно с момента нашей прошлой встречи она успела переболеть какой-то неприятной болезнью. Или потерять кого-то ей небезразличного. Побледнела, ссутулилась, под глазами пролегли небольшие, но заметные круги, которые не скрывал даже слой тональника.
— Нет, я ее не читал. Иначе не спрашивал бы, а утверждал. Что было в той записке? Дайте угадаю. Донос? Вы знаете кого-то из зачинщиков бесовской субботы? Знаете — и боитесь выдать его следствию.
Откуда родилась эта мысль? Как я осмелился ее озвучить? Зачем? Кто его знает. Секундный порыв, один из многих, которому Филипп Лазарев в итоге поддался, хотя изначального не хотел и противился изо всех сил. Чем меньше болтаешь, тем умнее кажешься окружающим. Но она, эта Таня… Видно же безо всяких линз: ее что-то гнетет. Что-то, почерпнутое из той самой записки. Которую я (я!) имел несчастье углядеть на полу.
Но ответ девушки ни единым словом не отражал того, что я ожидал услышать.
— Ничего более глупого мне в жизни не говорили, — с вызовом бросила Татьяна и, гордо вздернув нос, покинула учительскую.
Я остался со своим.
Глава XI: Младовские пещеры
Остаток рабочего дня был всецело посвящен подготовке к судебному заседанию, причем, подготовка выдалась настолько активной, что под вечер у многострадального Филиппа заболели глаза. Желая предоставить им небольшую передышку, а заодно и дать покой разбушевавшемуся желудку, я решил прогуляться до общажной кухоньки и сварганить себе что-нибудь на ужин в таком количестве, чтобы оставшегося хватило еще и на завтрак. А что, не готовить же каждую трапезу отдельно? Так и на более важные дела времени не хватит. На компьютерные игры, например.
Вообще, живя в режиме самообеспечения, я поневоле был вынужден вспоминать и применять на практике навыки, которые не раз выручали меня во времена моего полудобровольного заточения в Зуево. Кулинарные навыки, разумеется. Однако там на помощь всегда был готов прийти брат Андрей, прекрасно готовивший и даже не очень жадный в вопросах дележки приготовленного. А здесь же… Вроде, и не глухомань несусветная, и продуктовый магазин в трех шагах от общежития… Однако меню мое не отличалось оригинальностью и разнообразием. На завтрак яичница, омлет или просто бутеры с сыром. На обед сосиски-пельмени-блинчики — стандартный набор холостяка. Ужин чаще всего состоял из сладостей с чаем либо — крайне редко, — я варил себе супчик. Покупной, из пакетика.
Короче, паршивая диета, с какой стороны ни посмотри. Посидев на такой с месяцок, на ближайший год гарантированно отобьешь себе любое желание ругаться с женой.
Но вернемся к кухне. Как назло, в ней уже трапезничали немногие оставшиеся в общежитии студентки. Учитывая размеры помещения и плотно составленные столы, получалось довольно компактно — только-только протиснуться вдоль стенки до плиты и холодильника. Но все привыкли, никто не жаловался. Девчонки о чем-то увлеченно болтали, краем уха я успел уловить, что разговор идет о каком-то призрачном мальчике. Или о мальчике-призраке. С моим появлением разговор тут же затих.
— Добрый вечер, дамы, — вежливо поздоровался я, проходя к плите.
— Добрый вечер, — хором ответили дамы в количестве шести штук.
— О каком таком мальчике вы беседовали, если не секрет?
Будущие педагоги опасливо переглянулись между собой.
— О мальчике… — начала было одна из них, низенькая и худенькая, с маленькой родинкой на щеке. — Есть тут у нас один…
— Приятно слышать, что хоть кого-то не заботит бесовская суббота, — поддержал ее я, невольно перебив.
— Да мы уже устали от этой субботы… — вздохнула приятная миловидная девушка, выглядевшая несколько старше своих подружек. — Только и судачат, что о ней. Хочется уже чего-нибудь нового.