Ударь по больному

Чейз Джеймс Хэдли

Едва завидев меня, Барни швырнул пустую банку в море. Рот его растянулся в улыбке и стал похожим на акулью пасть.

– Рад видеть вас, мистер Уоллес, – сказал он. – Несказанно рад. Я как раз подумывал, не пора ли завтракать… – Он задумчиво взглянул на меня. – А вы как насчет того, чтобы перекусить?

– Пойдем в «Нептун», – предложил я. – Я угощу тебя завтраком и пивом.

– Вот слова истинного джентльмена, – заметил Барни.

Он с усилием поднял грузное тело с кнехта и вразвалочку направился через набережную

к бару «Нептун». Я – за ним.

Зайдя в тускло освещенное обшарпанное помещение бара, Барни махнул Сэму, чернокожему бармену:

– Завтрак, Сэм! И желательно поскорее.

– Хорошо, мистер Барни, сэр, – отозвался Сэм и ослепительно улыбнулся мне. – А вам, мистер Уоллес? Кофе или что-нибудь еще?

По опыту мне было известно, какой отвратный кофе готовит Сэм, и покачал головой:

– Может, попозже, Сэм. Я только что позавтракал.

Барни уже устроился за своим любимым столиком в углу. Я присоединился к нему.

– Как делишки, мистер Уоллес? – спросил Барни. – Порядок? Выглядите отлично. Как поживает полковник?

Я прекрасно знал, как обращаться с Барни. Ни в коем случае не торопить. Не терзать вопросами, пока он не проглотит третью порцию пива и не расправится с порцией огненных сосисок.

– Полковник сейчас в Вашингтоне, – сообщил я, закуривая сигарету. – У меня все хорошо. Ну а ты как, Эл?

– А что я… Не молодею. Впрочем, как и все. – Барни помотал лысеющей головой. – Но я не ропщу. Со следующей недели начинается туристский сезон. – Его маленькие глазки оживились. – Замечательный народ эти туристы. Мимо не пройдут: всегда остановятся поболтать, сфотографировать меня. А я им травлю такие байки, от которых они едва в штаны не писают. – Барни снова расплылся в акульей улыбке. – Все же любят скандальные истории.

Подошел Сэм и поставил на стол пинту пива и большую тарелку с жуткого вида маленькими сосисками, придумать которые мог бы только дьявол. Барни живенько забросил в рот сразу три, прожевал, с жадностью проглотил, хватанул ртом воздух, и глаза его наполнились слезами. Охнув, он залил в себя полпинты пива.

– Знали б вы, от чего отказываетесь, мистер Уоллес. Такая вкуснятина… Попробуйте хоть одну.

– Нет уж, благодарю.

Эл проворно отправил в рот еще три сосиски, и представление в точности повторилось.

– Для пищеварения просто замечательно, – проговорил он, допил пиво, и Сэм подоспел с новой порцией.

Я терпеливо ждал.

Наконец, прикончив сосиски и заглотив третью порцию пива, Барни рыгнул, да так, что задребезжали стекла в окнах.

– Ну так чем могу помочь, мистер Уоллес? – спросил он со своей акульей улыбкой.

– Что ты знаешь о «Черной шкатулке»?

Барни поднял брови – то, что от них еще осталось.

– Тусовка для цветных. Дансинг, отвратная жратва, но пользуется популярностью.

Я ждал, глядя ему в глаза.

– С копами проблем никаких, – продолжил Барни. – Этот притон купил один черный примерно год назад и переоборудовал его в некое подобие клуба. Цветных-то, кстати, у нас здесь не так много: в основном вьетнамцы да пуэрториканцы. А в «Шкатулке» торчат только цветные – тусуются там, чувствуют себя как дома, танцуют…

– Кто купил-то, Эл?

Барни поскреб горло. Этот жест я отлично понимал и сделал знак Сэму – тот уже спешил с очередной порцией пива.

– От этих вкусняшек так пить охота… – проронил Эл. – А вы классный, мистер Уоллес.

– Так кто покупатель? – снова спросил я.

Барни надолго присосался к стакану с пивом.

– Один очень нехороший черный, – ответил, насупившись, Барни. – Никак не возьму в толк, где он денег-то раздобыл. Пять тысяч баксов за аренду на десять лет. Я так думаю, деньги ему дал его папочка, с которым мы, бывало, пропускали по стаканчику. Душевный старикан. Приходил сюда, говорил со мной, угощал пивом… – Барни покачал головой, взгляд его погрустнел. – Но вот уже год, как я его не вижу. Такому старикашке, как я, одиноко без друзей.

– Имя нового владельца, Эл?

– Мм? Хэнк Смедли. Не стоит с ним связываться, мистер Уоллес. Он бандит и не терпит, когда лезут в его дела.

Лицо мое оставалось бесстрастным.

– А как звали его отца?

– Джош Смедли. Служит дворецким у этой богатой надменной стервы – миссис Торсен. До меня дошел слух, что бедолага Джош стал прикладываться к бутылке. Я его не виню. С сыном-бандюганом, сбежавшей женой да такой хозяйкой… Тут любой запьет горькую.

– От него ушла жена?

Барни кивнул и сделал большой глоток из стакана.

– Именно так, мистер Уоллес. Он сам мне рассказывал. Вся беда в том, что миссис Смедли абсолютно не ладила с сыном. Парень рос неуправляемым и остается таким, но бедняга Джош любит его. Они с женой всегда крепко ссорились из-за Хэнка. А когда мистер Торсен умер, они разбежались. Джош остался в услужении миссис Торсен, а Ханна, жена его, стала присматривать за ее дочкой, которой привалила куча денег после смерти отца. – Барни вздохнул. – Эх, живут же богатенькие… Да только я не завидую им. Все эти налоги, дети, разводы – нет, это не для меня. Мне по душе моя жизнь. У меня никаких проблем.

– Рад за тебя. О дочери мистера Торсена что-нибудь знаешь, Эл?

– Так, кое-что. Говорят, она росла недоумком. А еще говорят, что уже лет с шестнадцати она начала спать с Хэнком. Только не ссылайтесь на меня, мистер Уоллес. Это всего лишь сплетня. Может, она просто одна из девчонок, которые любят этим заниматься. – Барни покачал головой. – Нынче это… модно. Когда я был молодым, у нас все было по-другому. В наше время этого надо было добиваться… – Он вдруг хитро глянул на меня. – Вас интересует Энжи Торсен, мистер Уоллес?